Человек вождя 09.08.2016 13:47135 лет назад родился художник Александр Герасимов. Автор хрестоматийных изображений вождей, первый президент Академии художеств СССР и лауреат четырех Сталинских премий, он после смерти оказался почти забыт. К живописцу приклеилось клеймо «любимчика властей». Ситуация не изменилась и в наши дни: искусствоведы спорят о политической конъюнктуре, и мало кто уделяет внимание самим картинам, написанным сочно, ярко, талантливо.
Автопортрет. 1922
Герасимов обладал редким вкусом к жизни. Это понимаешь, когда видишь его автопортреты. Мастер запечатлен с характерными для художника атрибутами: палитрой и кистями. При этом — никаких заляпанных краской блуз, наоборот: белоснежная рубашка, пиджак, щегольская бабочка. Александр Михайлович смотрит на зрителя чуть удивленно, прищурившись, попыхивая зажатой в зубах трубкой — будто его на мгновение отвлекли от рисования. Всегда точный в портретах, Герасимов хорошо подметил и свои личные особенности. Писательница Элеонора Мандалян, с чьей матерью мэтр дружил, вспоминала: «Одевался он тоже не как все, с неизменной бабочкой под подбородком и белой манишкой на выпуклом животике. А зимой так и вовсе — боярин Морозов, да и только: соболья папаха на голове, соболья шуба на плечах, воротником наружу, остальным мехом внутрь. С него с самого бы картины писать!»
С Герасимовым сложно было соревноваться в плане работоспособности. Современники говорили, что он наделен ярким организаторским даром. Именно деловитость и практичность помогли Александру Михайловичу пробиться на художественный олимп. Стартовал он поздно: сын скупщика скота, уроженец Тамбовщины, не сразу решился посвятить жизнь искусству.
«Портрет В.М.Лобанова»
Лишь в 22 года поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где провел более десяти лет и уже к концу обучения стал создавать вполне зрелые работы. Среди них портрет искусствоведа Виктора Лобанова (1913): здесь обращаешь внимание на легкую, трепетную и в то же время полнокровную манеру, которая впоследствии принесла Герасимову славу одного из главных русских импрессионистов. Игра света и тени, перекличка рефлексов, цветочный букет — все это впоследствии перекочевало на другие полотна.
Подкупает внимание к мелочам. По словам художника Сергея Архипова: «Любил он и маленькие, но такие милые детали, как, например, след от бегущего водяного паучка на поверхности водоема. Или еще — на столе стоит широко, крепко написанный букет полевых цветов, а на скатерти — пятнышко. Присмотришься — шмель! Черный бархатный шмель, золотое оплечье... Можно, казалось бы, обойтись и без шмеля, сразу его ведь и не заметишь, но какое же это лето без шмелей! Герасимов смотрел на мир жадными глазами: как бы передать его, как бы запомнить его красоту».
Первую мировую Александр Михайлович провел на фронте, а затем вернулся на родину — в провинциальный Козлов (ныне Мичуринск). Женился, на свет появилась дочь. Герасимов основал «Коммуну творчества козловских художников», делал декорации для местного театра. В Москву целеустремленный живописец перебрался только в 1925 году, поначалу и здесь занимался сценографией. Его звездный час пробил в 1930-м, когда мастеру было почти 50 лет. Созданный им портрет Ленина на трибуне (1929–1930) стал каноническим изображением вождя и вошел в школьные учебники.
«Тегеранская конференция трёх союзных держав»
На Герасимова посыпались официальные заказы. Он писал Иосифа Сталина, Климента Ворошилова (в народе картину именовали «два вождя после дождя»). Знаменитый нарком стал близким другом Александра Михайловича. Живописец не раз получал приглашения запечатлеть уникальные моменты истории. Так он попал на конференцию 1943 года в Тегеране, где нарисовал групповой портрет руководителей трех великих держав во главе с лидерами — Сталиным, Черчиллем и Рузвельтом.
«Непарадные» вещи, хотя среди них есть настоящие шедевры, оставались в тени больших полотен. Скажем, «После дождя» (1935): мокрая терраса в родительском доме в Мичуринске, написанная за один сеанс, буквально за три часа. Свежий, умытый ливнем дощатый пол, на столе — опрокинутый стакан, в вазе горят розово-багровые пионы. Или портрет дочери (1951), сидящей в кресле среди пышного зеленого сада. Герасимов, по воспоминаниям его ученика Захара Хачатряна, даже в быту отдавал предпочтение ярким краскам: «Обычно он свое свободное время проводил на лежаке, укрывшись легким узбекским халатом, подаренным ему во время поездки в Среднюю Азию, и читал, читал и читал, но с лупой, так как очки уже не помогали. Александр Михайлович Герасимов не любил белье белого цвета. «Не люблю белое, люблю цветное — вот у меня узбекский халат, накину на себя и отдыхаю по полчасика после завтрака, обеда. И так всю мою жизнь», — говорил он».
«Бомбейская танцовщица»
Малоизвестная сторона творчества — заграничные зарисовки. В этих акварельных этюдах — та же пульсация цвета, что и в «домашних» работах. Но еще и жадное смакование деталей, диковинных особенностей чужой жизни. В том числе — Индии, где он побывал с советской делегацией («Бомбейская танцовщица», 1953). Картины Герасимова хорошо знали за рубежом. Он участвовал в знаменитой «Выставке четырех» (вместе с Сергеем Герасимовым, Александром Дейнекой и Аркадием Пластовым), с успехом гастролировавшей в 1947-м по Праге, Вене, Бухаресту и Белграду.
Александр Михайлович до конца дней оставался эстетом: интересовался театром, изображал известных балетных артистов, включая Софью Головкину, впоследствии возглавившую Московское хореографическое училище. Обожал цветы: в его саду рос куст пионов, с которого был написан не один натюрморт. Работая над портретами, часто создавал собственное отражение — вообще мотив зеркала занимал важное место в его творчестве: размышления о границе вымысла и реальности, приправленные капелькой нарциссизма.
К сожалению, стиль и вкус Герасимова, его импрессионистическая манера не всем пришлись по душе. В хрущевскую эпоху художник не вписался. После смерти Сталина Александра Михайловича постепенно лишили руководящих должностей, а его картины оказались в опале. Только в этом году Государственный исторический музей решился показать первую за 60 лет ретроспективу мастера. Однако серьезное переосмысление его наследия, свободное от политических страстей, — еще впереди.
Комментарии
Комментариев пока нет
