Как странно! Он был фантастически успешен при жизни — и как быстро его забыли.
Они неуловимо похожи — этот человек и эта улица. Каждый минчанин знает, что такая улица в столице есть — но мало кто может вспомнить, что именно там находится и зачем именно туда можно было бы поехать среднестатистическому горожанину. Она вроде есть — но не в нашем повседневном обиходе. Я, к примеру, там бывала не раз — проездом по совершенно другим минским делам, и никак не могу вспомнить, как же она выглядит, эта улица без лица и характера.
Впрочем, ее должны хорошо знать в лицо волонтеры и зоозащитники — именно там находится самый большой столичный питомник для бродячих животных. Улица Гурского — что еще может сказать о ней обыкновенный минчанин?
Вот перекресток Гурского и Дзержинского — кажется, сейчас он уже выглядит по-другому, Минск меняется стремительно, беспощадно хоронит прежние тихие перекрестки и заросшие сиренью дворы под блестящими торговыми центрами.
Перекресток как перекресток — он и сейчас, несмотря на перемены, самый обыкновенный городской перекресток.
А вот, пожалуйста, жилой дом. Дом себе и дом, таких домов по Минску — сотни.
И даже церковь на Гурского совершенно ничем не примечательна — таких современных храмов в столице — пруд пруди.
Не знаю, как вы, а я никак не могу поймать ни особенный дух этой улицы, ни особенное ее настроение.
Честно говоря, я всегда думала, что Гурский, именем которого названа эта улица — какой-нибудь партизан, или партийный деятель, или герой Великой Отечественной, ну, или, в крайнем случае, директор какого-нибудь машиностроительного предприятия.
А оказалось, Илья Гурский — писатель.
Музей Ильи Гурского в Узде. Фото: uzda.edu.minskregion.by
Можете себе представить мое изумление?
Никогда в жизни я, отличница и краснодипломница, человек, закончивший аспирантуру по литературной кафедре, литературовед, ежедневно переворачивающий немалое количество текстов по истории белорусской литературы прошлого столетия, слыхом не слыхивала о таком писателе.
А вы слышали?
Вот он, Илья Данилович Гурский, член Союза Писателей с 1934 года, кавалер ордена Ленина, ордена Трудового Красного Знамени, Красой Звезды, «Знак почета» и еще разнообразных медалей, автор пьес для театра, рассказов и повестей, рецензий, статей, романов — и даже романа-памфлета, пожалуй, единственного в белорусской литературе.
В букинистических отделах книжных магазинов книги Ильи Гурского есть всегда.
Раньше я их не замечала — теперь вижу, и не одну. Это довольно грустный показатель — в букинистах днем с огнем не отыщешь, к примеру, издание Сонетов Шекспира в переводе Дубовки, репринт «Венка» Богдановича или белорусскоязычное издание «Дзікага палявання караля Стаха», а вот книги Гурского — пожалуйста.
Может быть, у кого-то в домашней библиотеке они тоже скромно затаились во втором ряду.
А ведь появлялись они на свет, если выразиться метафорически, в счастливых рубашках и с серебряными ложками во рту: Илья Гурский никогда не писал в стол, никогда не мучился годами безвестности, отослав свою пьесу в театр, никогда не бегал по репертуарным службам с заискивающим лицом просителя…
Все ставилось, печаталось, выходило тысячными тиражами как будто бы само.
Вообще-то у него была идеальная для этого времени биография: родился в бедной крестьянской семье, батрачил у помещицы под Петербургом, потом пошел в кочегары на Обуховский завод, там включился в революционную борьбу, участвовал в уличных боях в октябре 1917-го, ушел на Гражданскую, вернулся оттуда тяжелораненым, но — героем.
Красный пролетарий без единой червоточины в биографии.
И работать, и дружить с Ильей Гурским было абсолютно безопасно — он был человеком безупречных новых ценностей.
Впрочем, достоверно я этого не знаю — в общем доступе нет ни воспоминаний, ни беллетризованных биографий Ильи Даниловича. Страница в справочнике «белорусские писатели», дежурная биография в унылом стиле «родился-воевал-награжден-умер» — всё.
Известно, что в тридцатые Илья Гурский отчаянно искоренял нацдемовщину из литературы вообще и из театра в частности, репертуары вычищались набело жесточайшим партийным скребком, не знающим никакой жалости — а чего жалеть, нового напишем.
Пьесы Ильи Гурского шли во всех театрах страны без перерыва. Но и себя не жалел: человек уже в возрасте, с тяжелыми ранениями, он участвует в походе по освобождению Западной Беларуси, в войну — выпускает фронтовую газету, легендарную «За Савецкую Беларусь» и сатирический журнал «Партизанская дубинка». Послевоенная биография Ильи Даниловича — внушительный перечень постов и должностей, орденов и медалей.
И книг, названия которых мне лично не говорят ни о чем: «На родных гонях», «Зары насустрач», «Вецер веку», «Чужы хлеб»…
А может статься, это просто я — такая невежда. А книгами Гурского до сих пор зачитываются белорусские читатели. И улица его имени — одна из самых красивых и загадочных улиц нашего города.
Всё может быть.
Комментарии
Комментариев пока нет