После трех разделов Речи Посполитой (1772, 1793 и 1795 гг.) украинские и белорусские земли вошли в состав Российской империи. По приказу Екатерины II была отчеканена памятная медаль, на которой красовался двуглавый орёл, сжимавший в когтях карту присоединенных территорий. Кроме того, на аверсе медали была помещена надпись “Отторженое возвратихъ”. По замыслу императрицы эти слова должны были напоминать о том, что спустя долгое время Малая и Белая Руси наконец-то вернулись в лоно общерусского дома. Однако, на пути быстрой интеграции бывших земель Речи Посполитой в состав Российской империи стало одно неожиданное препятствие – церковная уния, которая, по мнению многих влиятельных сановников из Санкт-Петербурга, являлась тем самым инструментом, благодаря которому полякам и католическому духовенству удавалось ограждать белорусов и украинцев от русского влияния. Подобное положение дел сохранялось вплоть до 1839 года, когда проходивший в Полоцке собор греко-католической церкви отменил положения Брестского собора 1596 года.
В отличие от других попыток преодоления последствий Великой схизмы (1054 год), Брестская уния была по большей части политическим проектом. В российской, белорусской и украинской историографии давно уже закрепилось мнение, что уния была направлена, прежде всего, против Москоского государства, которое, провозгласив в 1589 году собственный патриархат, угрожало подчинить себе всех православных иерархов Речи Посполитой вместе с их паствой. Любопытно, что сейчас на Западе, в том числе и в самой Польше, всё чаще начинают писать о том, что Брестская уния была одним из актов борьбы Республики Обоих Народов с Османской империей. По мнению ряда историков, уния обезоруживала Константинопольского патриарха, находившегося под полным контролем турецких властей. Вполне возможно, что свою роль сыграли обе этих причины. Как бы там ни было на самом деле, но осенью 1596 года церковная уния стала состоявшимся фактом. Впрочем, счастья Речи Посполитой она не принесла и стала одной из главных причин её гибели.
Вряд ли стоит лишний раз упоминать о тех трудностях и гонениях, с которыми пришлось столкнуться православному населению Речи Посполитой после заключения унии. Об этом писали многие исследователи, в том числе и классики белорусской исторической науки. Нужно отметить лишь тот факт, что к 1772 году православное население составляло лишь порядка 6% процентов от всего населения белорусских земель, тогда как униатов было примерно 75%. Цифра эта не должна никого смущать, поскольку была достигнута за счёт репрессий, запугивания, закрытия православных храмов и насильного обращения в униатство. Несмотря на заявления некоторых современных историков о том, что белорусы сами охотно принимали греко-католическую веру, документы свидетельствуют о том, что им попросту не оставляли иного выбора.
На первых порах после присоединения белорусских и украинских земель к Российской империи политика русских властей была довольно толерантной по отношению к униатам. Так, согласно вышедшему в 1772 году указу Екатерины II католикам и униатам была дана свобода вероисповедания при условии, что они не будут пытаться обратить в свою веру православных. Само собой, что на практике правительство пыталось посредством мягкой силы вернуть православной церкви часть её заблудшей паствы. Однако уже после второго раздела Речи Посполитой императрица решила всерьез заняться этой проблемой. По её указанию Синод разработал программу постепенной ликвидации унии. За годы правления Екатерины в православие была обращена примерно половина всех белорусских и украинских греко-католиков, однако внезапная смерть императрицы в 1796 году помешала реализации её планов. Правившие после Екатерины Павел I и Александр I никакого интереса к этому вопросу не имели. Не видя никакой возможности и, главное, необходимости в упразднении унии, эти монархи постарались лишь ограничить католический прозелитизм. Только польское восстание 1830–1831 годов, в котором униаты приняли самое активное участие, заставило Санкт-Петербург перейти к решительным мерам.
К этому времени униаты представляли собой в глазах православных тех же католиков, пусть и с восточным обрядом. Что уж говорить о простых обывателях, если даже многим иерархам православной церкви тогда казалось, что греко-католики навсегда потеряны для Восточного Христианства. Во многом этому поспособствовало тогдашнее российское законодательство, квалифицировавшее униатов не как отдельную религиозную группу, а как католиков. Поскольку высшее православное духовенство Российской империи традиционно не вело миссионерской деятельности среди латинян, то никаких активных действий по обращению униатов в православие вначале с его стороны не предпринималось.
Как уже говорилось, положение изменилось после восстания 1830–1831 годов. Масштаб боевых действий и некоторые юридические моменты позволяют говорить о том, что те события являлись самой настоящей русско-польской войной, которая потрясла тогдашнее российское общество и заставила царское правительство обратить свое пристальное внимание не только на Польшу, но и на западнорусские земли. Среди наиболее важных вопросов был и церковный. Уже в 1833 году при всесторонней поддержке Синода воссозданная Полоцкая православная епархия начала активную миссионерскую работу среди католиков западных губерний. С самого начала своей миссии православным священникам пришлось столкнуться с серьезными трудностями, связанными с тем, что в здешних краях ощущалось огромное культурное, экономическое и политическое превосходство поляков и католиков. Тем не менее, за первые 3 года работы миссионерам удалось обратить в православие более 100 тысяч униатов. Впрочем, возглавлявший эту деятельность Полоцкий епископ Смарагд (Крыжановский) в 1837 году был переведён в другую епархию, после чего активность полоцких миссионеров сошла на нет.
Отрешение Смарагда от должности было связано с тем, что российское правительство решило пойти по другому пути упразднения унии. Новую программу выдвинул молодой униатский священник Иосиф Семашко, который, сам разочаровавшись в католицизме, в 1827 году написал записку «О положении в России униатской церкви и средствах возвратить оную на лоно Церкви Православной». Прелат был абсолютно убежден, что униатство является тупиковой ветвью христианства, поэтому настаивал на том, что российские власти, дабы защитить своих подданных, должны принять непосредственное участие в деле упразднения унии. Иосиф полагал, что необходимо максимально приблизить греко-католическую церковь к православной в церковно-административном, духовном, юридическом и других аспектах. По мысли автора, это должно было привести униатских иерархов к мысли, что лишь Восточная Церковь является единственно истинной. Иными словами, Семашко предлагал воздействовать не столько на клир, сколько на греко-католическое духовенство. Однако, воздействие это должно было быть незаметным – предполагалось, что правительство путем ряда реформ и уступок подтолкнет униатскую церковь в объятия православия. Само собой, что этот процесс должен был занимать годы.
Подобные “эволюционные” предложения Иосифа вызвали самый живой интерес у Николая I, который дал отмашку на реализацию этого проекта. Подготовкой к постепенному упразднению унии поручено было заниматься товарищу министра народного просвещения Д.Н. Блудову. Несмотря на энтузиазм чиновника, довольно вскоре проект Семашко погряз в обычной для николаевской России бюрократической трясине. Восстание 1830–1831 годов и вовсе заставило всех забыть об этом амбициозном проекте. Видя, что от его идей могут и вовсе отказаться, в 1832 году Иосиф написал новую записку под названием «О ходе униатского дела», в которой он несколько видоизменил свои предыдущие предложения. На этот раз Семашко предлагал прямо подчинить греко-католическую церковь Священному Синоду. Однако император, который пока что полагался на миссию Смарагда, отклонил это предложение.
Всё время работы миссии Полоцкой епархии Семашко подвергал её резкой критике, которая, впрочем, оставалась без внимания со стороны властей. В итоге Иосиф, ставший к тому времени епископом Литовской греко-униатской епархии, решил взять всё дело в свои руки. Начиная с 1834 года, он стал расставлять на различные иерархические должности идейно близких себе людей. Кроме того, униатский епископ начал вести активную пропаганду среди греко-католического духовества. Нужно сказать, что Иосифу и впрямь удалось добить в этом деле некоторых результатов. Бурная деятельность архиерея не осталась незамеченной царем, который, однако, все ещё не знал, кому из “воссоединителей” – Иосифу или Смарагду – отдать свое предпочтение.
В конце концов, 1 января 1837 года Николай I распорядился передать Греко-католическую коллегию под управление Священного Синода. Уже спустя несколько дней Иосиф передал обер-прокурору Протасову записку «О положении униатского дела и способах доведения оного к предположенной цели», в которой говорилось о том, что промедление в деле упразднения унии губительно, поскольку заметно активизировалось католическое духовенство. Семашко утверждал, что лишь его план может привести к успеху. В итоге Смарагд был переведен в другую епархию и Иосиф получил возможность реализации своего проекта. Впрочем, с самого начала Семашко пришлось столкнуться с противодействием со стороны ряда чиновников и православных иерархов. Наибольшие противоречия возникали по поводу методов слияния униатов с православной церковью. Если Иосиф полагал, что после подчинения Греко-католической коллегии Священному Синоду униатская община сама постепенно растворится в Восточной Церкви, то некоторые православные иерархи, в том числе и архиепископ Московский и Коломенский Филарет, высказывались за созыв униатского собора, который и решил бы судьбу греко-католической церкви. Понимая, что в таком взрывоопасном крае любое насильственное действие может окончиться катастрофой, Николай I высказался в пользу более осторожной позиции московского владыки.
12 февраля 1839 года в полоцком храме св. Софии прошёл униатский собор униатского духовенства во главе с епископами Иосифом, Василием и Антонием, которые поставили свои подписи под итоговым Соборным Актом. В этом документе униатские иерархи выражали свое единение с православной церковью. Помимо еспископов акт подписали 1305 униатских священников. Спустя месяц Священный Синод Русской Церкви обратился к участникам греко-католического собора с обращением, в котором говорилось о том, что с этих пор униаты являются неотъемлемой частью Православной церкви. Около 1,5 миллионов униатов с этого момента считались уже православными. Как и его великая бабка, Николай I выпустил памятную медаль, на которой красовалась надпись: «Отторгнутые насилием (1596) воссоединены любовию (1839)».
Комментарии
Комментариев пока нет