Олег Прудников: О русской аграрной реформе в Царстве Польском

Олег Прудников: О русской аграрной реформе в Царстве Польском 29.03.2016 14:55

В марте 1861-го, 155 лет назад, был обнародован манифест об освобождении двадцати миллионов русских крестьян от крепостной зависимости. Одновременно с этим главным делом эпохи Великих реформ началась другая, «параллельная» в своём роде, эпопея проведения аграрной реформы в Царстве Польском. Она продолжалась на протяжении трёх лет и, несмотря на пожар националистического восстания, поднятого в Варшаве, завершилась в том же месяце марте, но уже в 1864 году. При обращении к данной теме приходится встречаться с мастерски сфабрикованными «сведениями» и определениями, призванными к расширению идейно-политической войны против культуры нашего общего Отечества и всей русской цивилизации.

Выдуманные для либеральной и революционной пропаганды лживые фразы о традиционной жестокости российской власти по отношению к польскому народу по-прежнему оседают в неокрепших умах учащейся молодёжи. Они цинично внедряются в тексты образовательных программ с расчётом на дальнейшее сохранение западно-большевистского мифа о «национальном гнёте», который Романовская империя якобы навязывала в польских землях. Из содержания подобных легенд студенты и интересующиеся читатели могут быстро почерпнуть «полезные» знания, скажем, о том, что в 1863 году, благодаря январскому бунту сориентированной на открытое вмешательство западных стран, враждебной России шляхты, «инициатива в крестьянском вопросе перешла к мятежникам». Такие формулировки атакуют сознание неподготовленного пользователя из недр современного Интернета и имеют «научную» базу. Открыв, например, книгу «объективного» исследователя с довольно выразительной фамилией Костюшко «Крестьянская реформа 1864 г. в Царстве Польском», изданную в 1962 году, можно прочитать следующее. Реформа, «являясь следствием… национально-освободительной борьбы польского народа,… по существу закрепила аграрные преобразования, произведённые в ходе восстания 1863 г.».

Нам ненавязчиво подсказывают – вследствие вооружённого воздействия на Российское государство, путём «прогрессивного» уничтожения тысяч людей восставшими ксёндзами, помещиками и университетскими философами, царизм вынудили пойти на уступки. Получается, надо слепо, без рассуждений понимать, что лишь тогда, когда восставшие иезуиты и магнаты засучили кружевные, обагрённые русской кровью рукава, то польскому крестьянству, как учат адепты шляхетской демократии, тут же стало жить намного легче. Но разве дворянские инсургенты, поднявшие знамя новой войны, мечтали о восстановлении господской республики для того, чтобы отказаться от векового господства над полунищими, подвластными им сельскими рабами? Разумеется, нет! 

Движущие силы восстания 1863 – 1864 годов – шляхта и польское духовенство     

В реальной политике восставших нельзя было разглядеть конкретных шагов, сделанных в пользу безземельного и бесправного польского крестьянства. На эти ответственные шаги, как показала история, решилась русская монархия. «Отсталое» руководство империи в лице Александра-Освободителя и его подданных, честно исполнявших перед ним трудный, подчас смертельно опасный служебный долг, принимало меры к подготовке аграрной реформы задолго до варшавского мятежа аристократов. Чуждые же крестьянству, так называемые «национально мыслящие» лидеры и участники панского восстания 1863 – 1864 годов, напротив, в очередной раз выступили в роли противников расширения экономических и политических прав большей части собственной нации. Зато они, по обычаю, остались непримиримыми врагами России. Потому-то известнейший русофоб В. И. Ульянов-Ленин в работе «О праве наций на самоопределение» превозносил до небес не какое-нибудь всенародное, а именно «шляхетское освободительное движение в Польше», ибо оно, по его убеждению, «приобретало гигантское, первостепенное значение» для демократизации Европы. Вот только, кажется, русскому народу, столь долго мешавшему «освободительному движению» бывших хозяев Речи Посполитой, в запланированной западниками системе «всеевропейской» демократизации достойного места не находилось. Впрочем, согласно нынешнему сценарию еэсовского перекраивания Европы на не совсем понятный нормальному человеку неолиберальный манер, которое намечено по единой вашингтонско-брюссельской мерке, для представителей Русского мира оно явно не значится и сейчас. Однако пора хорошенько припомнить, каким образом и по чьей инициативе решилась судьба русской аграрной реформы 1864 года, проведённой императорским правительством в Польше. При ясном ответе на этот вопрос, более правдиво, чем переизданные учебники или тенденциозные сочинения, выглядят официальные документы и неоспоримые факты.

Антироссийская демонстрация в Варшаве

Занимаясь крестьянской реформой на территории исконных русских губерний, в Зимнем дворце помнили о беспросветном положении польских земледельцев. Со времени николаевского царствования об этом не забывали по причине элементарного паразитического процветания оппозиционно настроенного дворянского сословия Польши, в основной массе никак не блиставшего верностью всероссийскому престолу. Немалая доля капиталов крепостнической шляхты шла на организацию антирусских выступлений. К тому же, повод к волнениям был найден: февральская демонстрация 1861 года на день 30-летия Граховского сражения шляхетской повстанческой армии с русскими войсками успела привести к жертвам. Крупные беспорядки пришлось подавлять силой. Спустя трое суток великий князь Константин Николаевич пометил на странице личного ежедневника: «Пришло известие про первые беспокойствия и кровопролитие в Варшаве». Высочайшее мнение об опасности сохранения политического status guo в Польском крае сформировалось окончательно. Так или иначе, правовое положение польских крепостников было необходимо изменить. Правда, император стремился найти мирный способ разрешения конфликта. В те часы у него даже возник план скорейшего назначения брата Константина Николаевича наместником в Польшу. По задумке, либерально настроенный председатель Главного комитета империи по крестьянским делам и августейший шеф российского флота, Константин должен был успокоить националистические страсти мятежной шляхты. Характерно, что сам великий князь, узнав о предложении государя, коротко записал: «Это меня ужасает. Да мимо идёт от меня чаша сия».    

          Император Александр II за рабочим столом        

  Текст царского письма, переданного престарелому наместнику князю М. Д. Горчакову в начале марта 1861 года, доносил слова о твёрдом решении реформировать аграрный строй Царства Польского. В своём послании Александр II говорил о неизбежности преобразований, которые, по ясным причинам, собирался проводить без промедления, не допуская протестов местной элиты. Посредством письма на имя наместника он обратился к собранию её влиятельных членов и искренне написал: «Я устремляю все мои мысли к изготовлению реформ, каких требуют время и развитие нужд государства… Остаюсь ныне всё в тех же намерениях и чувствах. Имею право рассчитывать на то, что таковые чувства встретят с их стороны полный ответ». Царь понимал, что реакция шляхты на любые попытки возрождения хозяйственно-административной самостоятельности крестьян будет резко отрицательной. Истинная цена показной демагогии легального Общества земледельцев и самозваных «делегатов» от дворянства стала очевидной: нити растущего заговора сходились к домам их титулованных вождей под руководством графа А. Замойского. Наряду с ближайшими соратниками самодержец не питал иллюзий о поддержке аграрной реформы широкими кругами польских помещиков. Потому специально отметил: «Исполню все мои обязанности. Ни в коем случае потакать беспорядкам не буду. На таком грунте строить ничего нельзя». Но обеспокоенные надвигавшейся реформой шляхтичи, съехавшиеся в Варшаву под видом почётных национальных депутатов, ничего по-настоящему «строить» не желали. Свою задачу они видели в достижении контроля над разработкой намеченной реформы и в устранении императорского правительства от хода реформаторских дел, так как над коренным дворянством Царства Польского нависла угроза потери его политического полновластия.

Поветовая шляхта готовилась к выступлению. Тогда и просвещённые «белые» консерваторы или либералы, и «красные» демократы или радикальные социалисты ещё крепче оказались спаянными идеей сословной солидарности. Все они одинаково отрицали союз с православной Россией, а единичных выходцев знатных фамилий, «очернивших» себя неподдельным сотрудничеством с имперской властью, называли предателями. Одни из таких «предателей», отец и сын – Александр и Сигизмунд Велепольские, со времени краковского восстания шляхты 1846 года, убедились в плодотворности добрых взаимоотношений с русским народом и включились в процесс гражданского переустройства родины.

  Глава оппозиции А. Замойский, по запискам генерал-адьютанта Н. В. Берга, числился «альфой аристократического круга Польши». Его «противоположным полюсом» слыл А. Велепольский. «Нет ничего мудрёного, если Горчаков, поговорив с Велепольским, что называется, как бы мёду напился», прокомментировал появление видного польского просветителя в рядах российских реформаторов Николай Берг. Поэтому, когда с наступлением весны 1861 года последовал мартовский указ Александра II о наделении земель Царства Польского внушительными правами административной автономии, Велепольские стояли в авангарде тех, кто был заинтересован в успехе мирного обновления. Поместному дворянству предоставлялась возможность заниматься преобразованием отчизны в составе городских, уездных и губернских советов. Гражданские власти обязывались принимать к рассмотрению предложения этих органов совещательного представительства. Каждый совет мог работать автономно, не подчиняясь никаким вышестоящим инстанциям.

Граф Александр Велепольский, маркиз Гонзаго-Мышковский 

В плане усовершенствования сельского самоуправления А. Велепольский опирался на базовый закон о деревенских гминах, введённый императором на территории «конгрессовой» Польши в 1859 году. Его правила позволяли крестьянам – после чуть ли не четырёх столетий шляхетских запретов – занимать места в гминных, то есть волостных советах, которые, словно кость в горле, возникали при владельцах земельных имений. Расширить еле пробивавшиеся на свет зачатки польского крестьянского представительства, дарованного «реакционным» царским правлением, и собиралась администрация русского наместника в марте 1861 года. Проект Велепольского предусматривал превращение общинного крестьянского прихода в ядро самоуправления сельских гмин – вместо дворянских владений, и шляхта уже не смогла молчаливо допустить своей политической катастрофы. В её арсенале таилось единственное средство, дикий национализм и звериная русофобия. А поскольку такое оружие не привлекало и просто-напросто отпугивало местных крестьян, год за годом тлевший и, наконец, вспыхнувший при покровительстве западноевропейских держав мятеж, естественным образом, опять же, принял чисто сословный, узкоклассовый характер. Понятно, что в число главных целей январского восстания 1863 года входил срыв аграрной, общекрестьянской реформы, занесённой извне русской властью.

Через месяц после начала военного бунта проницательный М. Н. Катков, ненавидимый либералами и русофобами всех мастей, констатировал: «Польский мятеж не только не есть всеобщее народное восстание, но даже не есть дело какой-либо партии», потому что «восстал не народ, а шляхта и духовенство». Публицист верно подметил в газете «Московские ведомости» – «это просто возбуждение разнообразных элементов беспорядка…». Будто в подтверждение тому, специальный манифест от 31 марта 1863 года содержал простые и важные слова: «Мы не виним польский народ за волнения…».

Как бы ни витийствовали сегодняшние любители антироссийских движений под знамёнами поклонников Речи Посполитой, выводы патриота Каткова остаются справедливым приговором шляхетской борьбе за возрождение сугубо панского государства. «Никакие злоупотребления господствовавшей у нас системы», – писал Михаил Никифорович, – «не могут сравниться с теми ужасами, которые там господствовали. Отсутствие самых элементарных условий общественного порядка, отсутствие всякой безопасности,… полное господство самой разнузданной анархии, – вот Польша старого времени… В прошедшем не найдёт она никаких прав для себя, прошедшее всё говорит в пользу России».

Стоило восстановиться спокойствию и правопорядку – и русская аграрная реформа в Царстве Польском благополучно завершилась. Она несказанно улучшила положение освобождённых от крепостной зависимости польских крестьян. На основании указов всероссийского императора от 2 марта 1864 года общинники не только получили неплохие частные наделы, но и поднялись на один административно-политический уровень со вчерашними хозяевами-крепостниками, приняли участие в делах по управлению сельскими финансами, школами, больницами, храмами, училищами. Крестьянские громады впервые в истории Польши наравне с помещиками учреждали земские сходы и приступали к устройству гминных судов. Произошло же всё это не столько по причине националистических волнений, сколько вопреки так называемому «национально-освободительному» восстанию шляхты.