Андрей Геращенко: Предательский выстрел в сердце партизанской Белоруссии!

Андрей Геращенко: Предательский выстрел в сердце партизанской Белоруссии! 06.04.2015 09:50

Однажды Геббельс сказал: «Чем больше ложь, тем легче в неё поверят». В этом, к сожалению, я убедился в очередной раз. Казалось бы, всему бывшему Советскому Союзу хорошо известна история партизанских сражений в Белоруссии, история издевательств и зверств фашистов на белорусской земле, история поистине всенародного восстания и всенародной борьбы с фашистами, в которой приняли участие и дети, и женщины, и старики. Кстати, именно партизанскому движению и обязан своим появлением термин «батька» в Белоруссии. Дословно «батька» - «отец», но в смысловом плане это слово означает скорее «атаман», «командир», «вождь». Так что первым «батькой» был легендарный партизанский командир батька Минай (М.Ф.Шмырёв), а вовсе не А.Г.Лукашенко. Уже потом, в девяностых, на волне борьбы белорусского народа за воссоединении в той или иной форме с Россией, А.Г.Лукашенко, возглавивший в тот период эту борьбу, и получил меткое народное прозвище «батька», что было безусловным народным признанием его заслуг того периода по восстановлению русско-белорусского единства.

Пока были живы партизанские командиры и большинство людей, переживших ужасы оккупации, своими глазами видевшие концентрационные лагеря, расстрелы и пытки своих соотечественников, помнившие героику и трудности партизанского периода, не могло быть и речи о ревизии или очернении партизанского прошлого Белоруссии. Власти регулярно проводили громкие мероприятия, бывшие партизаны награждались орденами и медалями, организовывались их встречи со школьниками и молодежью. Но, делалось это как-то чересчур помпезно, казённо и, самое грустное, в том же духе и в череде мероприятий в стиле «Выполним и перевыполним решения очередного съезда!». Люди в Белоруссии жили своей личной жизнью, а партизанское прошлое и его герои – своей. Уже тогда стал чувствоваться какой-то цинизм и отрешённость людей от прошлого. Помню, в школе, где я учился ещё в советский период, была популярна глупая шутка – когда нужно было выбрать одно решение из двух возможных, мы иногда говорили: «Куда пойдём – в партизаны или в полицию?». Тогда же я впервые услышал и столь же дурацкий анекдот о временах оккупации. Приезжает немецкий офицер в белорусскую деревню и говорит местному населению: «Кто будет работать на немецкий власть, получит са…, как это по-русски… сало, а кто будет идти партизанен – получит са..., как это по-русски… са… (дальше шло нецензурное слово, связанное с игрой по замене «с» на «з»). Нам тогда казалось, что это очень смешно. А ведь цинизм и забвение начинаются именно с таких, вроде бы, неприметных моментов. Думаю, что эти анекдоты возникли не сами по себе. Помню я и наши походы по местам партизанской славы, встречи с партизанами. Нет-нет, да и забудется бывший партизан и, вопреки официозу, расскажет под хмурые замечания наших учителей «детям, это, наверное, не интересно» о том, как варили самогон или же бегали к девушкам в соседние деревни. И мы понимали, что нам рассказывают далеко не всё, хотя и знали, конечно, о миллионах убитых и замученных фашистами, о партизанских бригадах, о тысячах сожжённых белорусских деревень. Но во всех этих мероприятиях не хватало какой-то бытовой правды и обыкновенных жизненных мелочей. Мы старались разговорить ветеранов, и это у нас зачастую получалось.

Затем пришли девяностые. Партизаны стали умирать, встречи с ними стали проводиться реже. Определённый ренессанс партизанской темы возник при приходе А.Г.Лукашенко к власти – партизанское прошлое Белоруссии как нельзя лучше подошло в тот период в качестве идеологической основы новой белорусской власти. Вновь стали награждать ветеранов партизанского движения, стали проводится массовые мероприятия. Но, как и в советский период, всё свелось к формальным лозунгам: «Слава нашим партизанам-победиттелям!». А с учётом того, что нынешние белорусские власти переняли в том числе и не самое лучшее из советского прошлого – в упор не видеть ни одной проблемы и рапортовать только о победах и свершениях (в том числе и в вопросе исторической памяти), ситуация стала напоминать мои школьные годы – люди сами по себе, а оставшиеся в живых партизаны – сами по себе.

Но со временем партизан становилось всё меньше, и уже почти некому было рассказывать школьникам о том, как всё было на самом деле. В начале нынешнего века как-то, если и не исчезла, то отошла на второй план и сама партизанская тема – о партизанах (как и о подпольщиках) стали вспоминать лишь в общем русле событий Великой Отечественной войны.

Но природа, как известно, не терпит вакуума. Это только на первый взгляд казалось, что в Белоруссии невозможен прибалтийский или западноукраинский вариант развития оценок итогов Великой отечественной войны. Уже несколько лет назад я, общаясь с различными людьми в Белоруссии, стал обращать внимание на то, что всё чаще зазвучали мысли о том, что партизанское движение было привнесено в Белоруссию извне, что основная вина на гибели белорусов лежит на партизанах. Поначалу я посчитал это «умничанием» нашей интеллигенции и не отнёсся к этому серьёзно – мало ли чего не говорят сейчас самые разные люди. Но потом во всём этом стала чувствоваться система. И я понял, что на уровне официоза всё остаётся прежним – почести ветеранам, возложение венков, мероприятия в школах. А за рамками официоза уже начала распространяться ядовитая ложь о войне и партизанах. Делалось это сознательно, с использованием ошибки властей, которые не хотели и не хотят замечать эту проблему.

Надо сказать, что значительная часть белорусских предателей и фашистских прислужников во время освобождения Белоруссии бежали с немцами и рассеялись по всему миру, сохранив в душе ненависть и к победившему фашизм Советскому Союзу, и к отравлявшим им жизнь партизанам. Многие выжившие представители этого отребья уже после распада СССР активно подключились к работе различных белорусских националистических организаций, участвовали в конгрессах белорусов мира и схожих мероприятиях, проходивших и в самой Белоруссии, и за рубежом, где в том числе обсуждались и проблемы «справедливой исторической оценки партизанского вопроса в Белоруссии и пересмотра итогов Великой Отечественной войны для Белоруссии».

И вот, наконец, в год 65-летия Великой Победы, недобитые полицаи и коллаборационисты и их нынешние идейные последователи в лице белорусских националистов перешли в открытую атаку, используя «опыт» Прибалтики и Западной Украины - в газете «Народная воля» была организована дикая компания по дискредитации и партизанского движения, и подпольщиков, и действий советской армии на территории Белоруссии во время Великой Отечественной войны. Газета тогда печатала книгу И.Копыла «Небышино. Война». Именно тогда данная книга приобрела сомнительную популярность и за прошедшие пять лет уже к 70-летию Великой Победы вброшенные ею сорные семена успели дать немалые ядовитые всходы. Власти выход этой книги, как водится, «не заметили».

Тем важнее сказать об этом сейчас, как раз накануне 9 мая.
Целиком пересказывать сей весьма объёмный труд нет смысла – постараюсь сделать это кратко. Главный смысл книги и газетных публикаций в следующем: война для Белоруссии началась 1 сентября 1939 года, когда два союзника – Фашистская Германия и Советский Союза напали на Польшу. Белорусы оказались между молотом и наковальней. Немцы, оккупировав Белоруссию и быстро изгнав трусливую и бездарную Красную армию, были настроены к белорусам лояльно и даже на первых порах (по словам автора – до осени 1942 года) помогали населению – организовывали школы, налаживали жизнь. Люди вздохнули свободно, не испытывая гнёта большевизма, но коварный Сталин, ненавидевший белорусский народ, в конце 1942 – начале 1943 годов стал засылать в немецкий тыл регулярные войска, которые под видом сельских жителей и партизан обстреливали немцев и вызывали карательные немецкие экспедиции. Люди бежали в партизаны, и всё повторялось заново. Причём партизаны в своей массе грабили население, часто были пьяницами и неуравновешенными садистами, боялись немцев, занимались массовыми приписками своих подвигов. Порой сами сжигали деревни (из «стратегических соображений»). Повезло тем деревням, где находились «власовцы» или отряды местной самообороны - они, дескать, защищали белорусов от партизан и немцев. Освобождение от немецкой оккупации тоже описывается в книге, как не самое радостное событие – вновь вернулись колхозы и красный деспотизм. Фашистская оккупация сменилась советской. Люди встречали советских солдат молча – не было ни цветов, ни радости.

Не верится, что такое могут писать в Белоруссии? Тогда приведу несколько цитат из упомянутой книги и её газетного варианта. О начале войны – «Нашу деревню не бомбили, не обстреливали из пушек, немцы не врывались в наши дома, никого не убивали, не грабили, не насиловали. И когда, будучи взрослым, я читал произведения о войне, видел киноленты, моё сознание вступало с этим в противоречие». О первой встрече белорусских детей с немцами – «Немцы не ругались на нас, с интересом нас рассматривали и стали угощать шоколадом, который мы также видели впервые. Я был менее боевой, оказался в хвосте и мне шоколада не досталось. Было обидно, в глазах появились слёзы. Увидев это, один немец достал из кармана губную гармошку и подарил мне». Об учёбе в школе – «1 сентября 1941 года я пошёл в первый класс. Никакой нацистской пропаганды в школе не велось. Учительница ни разу не называла вслух имена фашистских вождей Гитлера, Геббельса, Геринга. Она нас просто учила читать, писать и считать». Однако, согласно И.Копылу, всё испортили русские – «Но учится нам довелось недолго. В ноябре (земля уже была подморожена, однако снег ещё не выпал) к школе подошла группа вооружённых людей. Школа стояла отдельно, немного сбоку от деревни, и подойти к ней можно было незаметно со стороны кладбища. Это были красноармейцы, отставшие от фронта. Их много болталось в окрестных лесах. Они были грязные, ободранные, небритые, навели на нас ужас. Возможно, искали еду. В класс вошли трое, остальные остались на улице. Они были очень удивлены – идёт война, немцы под Москвой, а тут, как ни в чём не бывало, в школе идут занятия! Такое допустить нельзя. Один из них, возможно, старший, схватил учительницу за плечи и закричал ей в лицо: «Ты – фашистская прислужница, предательница» - и что-то ещё. Потом он вспомнил про нас и хищно закричал: «А вы, фашистские ублюдки, марш домой и чтобы вашего духу здесь больше не было!». Они разговаривали по-русски.

Можно сказать, что это был для нас первый урок русского языка и последний урок занятий в школе». Не забывает автор похвалить и немцев за размер установленных ими налогов, которые были меньше сталинских: «Немцы обложили все дворы твёрдым налогом в виде сдачи зерна, скота, фуража. …хорошо помню, что для себя оставалось значительно больше, налоги нельзя было назвать разбойничьими. Ещё мы сдавали немцам по кабану в год, однако кроме этого была возможность и для себя выращивать по одному-два кабана в год». Автор подчёркивает на этих примерах, что «Так мы относительно спокойно прожили до конца 1941 года, весь 1942 год и почти всю первую половину 1943 года. Уже с конца 1942 года стали распространятся тревожные слухи про партизан». Вот как И.Копыл описывает свою первую встречу с партизанами: «В дом вошло 10-12 человек, их вид был бандитским. Я испугался и начал сильно плакать. «Заткните ему рот», - сказал один из них. …Отец упрашивал не забирать тулуп и валенки, крестьянину без них зимой очень трудно прожить. Старший со злостью сказал: «Сейчас я тебя пристрелю, и не нужны тебе будут ни тулуп, ни валенки». Настроение у партизан испортилось. «Где харчи?», - обратился к маме один из партизан. «Так я же вас покормила», - ответила она. Услышав этот, как им показалось, наивный ответ, партизаны разъярились. Они потребовали открыть кладовку, забрали сало, колбасы, окорока – всё, что можно было нести и сколько можно было унести. Это было обыкновенное ограбление». Куда цивилизованнее, согласно «воспоминаниям» И.Копыла, вели себя немцы: «Для сравнения хочу сказать, что за всё время оккупации в наш дом всего один раз вошёл немец. Это было в январе 1942 года. Он переступил порог и сказал: «Матка, яйка», - и ожидал, стоя на половике у дверей. От страха мама схватила корзинку с яйцами и поднесла немцу. «Найн, найн», - сказал он и показал пять пальцев. Мама положила на его ладонь 5 яиц, он сказал: «Данке», - и вышел из дома». Далее автор описывает, как партизаны сожгли никем не охраняемый, нужный жителям мост, который не использовался немцами и делает далеко идущие выводы – «А в главный партизанский штаб партизаны, видимо, отправляли донесения, что на оккупированной немцами территории уничтожен «стратегический» мост, прекращено движение немецкой техники на Восток – движение, которого не было. Я думаю, что так в основном провоевали партизаны всю войну». Далее автор приводит ещё несколько примеров из партизанского быта: «В их доме на постое был какой-то партизанский чин, по фамилии Аксючиц. Он всегда был пьян, ко всем цеплялся, угрожал пистолетом. Все жители дома жили в страхе и опасности». И вновь на эту же тему: «Вечерами партизаны устраивали танцы. Однажды один из этих партизан, будучи пьяным, пригласил на танец девушку Фаню Пашевич. Она отказала ему, сказала: «Я с пьяными - не танцую». «Сука, - закричал он, - а с пьяными немцами ты танцуешь?!». «Я их никогда не видела, немцы у нас танцы никогда не устраивали», - спокойно ответила Фаня. Озверевший партизан выхватил пистолет и два раза выстрелил в Фаню».

Все эти примеры должны заронить в читателе (особенно молодом и неопытном) мысль о том, что это и есть самая настоящая, скрываемая от людей властями правда о партизанском движении и моральном облике самих партизан…

Однако это лишь средство. Главная цель И.Копыла и ему подобных, а также тех сил, кто стоит за этими «новыми исследователями партизанского прошлого» - не в этом. О главном «направлении удара» мы поговорим в следующий раз.

Продолжение. Часть 2.