Лев Криштапович: Цивилизационная сущность Белоруссии: общерусский дискурс. Часть первая

Лев Криштапович: Цивилизационная сущность Белоруссии: общерусский дискурс. Часть первая 02.10.2017 13:58

В ХХ в. цивилизационная проблематика обрела новое звучание, что связано с процессами глобализации и модернизации, охватившими мир. Унифицирующее влияние, оказываемое Западом в ходе этих процессов на прочие цивилизационные ареалы, заставляло многих исследователей делать вывод о переходе всего человечества на единые цивилизационные стандарты. Это подрывало основы цивилизационного метода, который традиционно строился на презумпции многообразия и равноценности человеческих цивилизаций.

Исходным в цивилизационном подходе выступает понятие «цивилизация». По мнению одних отечественных исследователей, цивилизация есть собственно социальная организация общества (т.е. отличная от организации природной, родоплеменной), которая характеризуется всеобщей связью индивидов и первичных общностей в целях воспроизводства и приумножения общественного богатства. По мнению других, цивилизация – это совокупность отношений между людьми одной конфессии, а также между индивидом и государством, сакрализованные  религиозной или идеологической доктриной, которая обеспечивает стабильность и длительность в историческом времени фундаментальных нормативов индивидуального и общественного поведения [1, с.36] По мнению третьих, цивилизация есть сообщество людей, объединенное основополагающими духовными ценностями и идеалами, имеющее устойчивые особые черты в социально-политической организации, культуре, экономике и психологическое чувство принадлежности к этому сообществу [1, с.37].

С учетом эволюции этого понятия можно сказать, что цивилизации — это большие, длительно существующие самодостаточные сообщества стран и народов, выделенных по социокультурному основанию, своеобразие которых обусловлено в конечном счете естественными, объективными условиями жизни, в том числе способом производства. Эти сообщества в процессе своей эволюции проходят, по Арнольду Тойнби,  стадии возникновения, становления, расцвета, надлома и разложения (гибели). Единство мировой истории выступает как сосуществование этих сообществ в пространстве и во времени, в их взаимодействии и взаимосвязи [2, с.190].

В XX веке стали доминировать представления об истории как совокупности локальных цивилизаций — социокультурных систем, порожденных конкретными условиями деятельности, особенностями людей, населяющих данный регион и определенным образом взаимодействующих между собой в масштабах мировой истории (Освальд Шпенглер, Арнольд Тойнби, Питирим Сорокин и др.). Большую роль стал играть анализ субъективных мотиваций деятельности, связанных с мировоззрением различных культур. Объяснительный принцип истории, господствовавший на прежних этапах, сменился принципом герменевтическим (принципом понимания). 

Естественно, цивилизационная структура не совпадает со структурой политической. Однако большинство современных политических конфликтов в мире вытекают именно из попыток их отождествления.

К примеру, пишет Иммануэль Валлерстайн, европейцы навязывали свои частные ценности остальному миру, выдавая их за ценности универсальные. И таким образом защищали свое господство и богатство. Действительно, последней, наиболее изощренной формой этноцентрического универсализма стала концепция меритократии, требующая, чтобы «крысиные гонки» велись по честным правилам, но игнорирующая, что бегуны начинали гонку с разных стартовых позиций, которые обусловлены социально, а не генетически» [3, с.153]. Поэтому замена современных европоцентристских пристрастий на более трезвое и сбалансированное чувство истории и его культурную оценку потребует острой и постоянной политической и культурной борьбы.

Своего пика тенденция западнизации в  цивилизационном подходе достигла на рубеже 1990-х годов, когда разрушение СССР побудили Френсиса Фукуяму выступить с доктриной «конца истории», знаменующего окончательное торжество западных либеральных ценностей во всем мире.

Одновременно в рамках цивилизационного подхода  шел поиск научных моделей, адекватных новому состоянию мира, возникшему в результате модернизационных и глобализационных вызовов. Проблема глобализации с позиций цивилизационного подхода связана с тем, что впервые в истории внешняя экспансия одной из цивилизаций – западной – стала всемирной, т.е. локальные цивилизационные пространства оказались включенными в единую сеть. Означает ли это растворение цивилизаций в новом глобальном историческом потоке? Или же, оказавшись вписанными в систему глобального мира, цивилизации сохраняют свою субъектность, а в их историю попросту добавляется, говоря словами Арнольда Тойнби, новый вызов – вызов глобального мира? Если это так, то каковы место и роль цивилизаций и цивилизационного фактора в новой глобальной системе? 

Глобализация тесно связана с проблемой модернизации. Переход к «современности», т.е. к массовому индустриальному городскому обществу, обеспечил Западу колоссальное материально-техническое превосходство над иными цивилизационными ареалами. Вместе с тем, существование общества с подобными масштабами потребления и производства обеспечивалось во многом благодаря контролю над ресурсами, расположенными вне территориальной локализации западного мира [4]. Это побуждало незападные цивилизации к поиску адаптивных средств, которые позволяли обеспечить безопасность и преуспеяние в условиях глобальной западной экспансии, что означало заимствование технологий, способов организации производства, а также элементов общественного устройства у самого Запада. В связи с этим закономерно вставал следующий вопрос: в какой мере модернизация влечет за собой вестернизацию? Возможно ли приобщение к благам научно-технического прогресса без тотальной перекройки социальных структур, культурной традиции и менталитета населения?

 Саммюэль Хантингтон в работе «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка» [5], указывает, что модернизация отнюдь не ведет к нивелировке цивилизационных отличий. Напротив, модернизация и заимствование ряда западных социально-технологических практик способствуют консолидации и укреплению незападных цивилизаций, что в перспективе может привести к масштабному столкновению геополитических блоков, возникших на цивилизационной основе. Однако большая часть исследователей сходится на том, что теория Хантингтона серьезно упрощает и во многом искажает действительность. Прежде всего, вызывает сомнения тезис о неизбежности конфронтации геополитических блоков, сформированных по цивилизационному признаку [6, с. 35; 7, с. 199].

Следует подчеркнуть, что изменчивость и неоднозначность цивилизационной идентификации является не только функциональным, но и атрибутивным свойством всех цивилизаций, и сильных, и слабых. То же самое можно сказать и о многовековом споре, является ли Россия особой цивилизацией или частью Запада, а вместе с этим, является ли Белоруссия частью западной, или общерусской цивилизации. Причем в данном случае речь идет не просто об адаптации Белоруссии к условиям современного мира, в котором  пока еще доминирует Запад, а об отказе определенной части интеллигенции в белорусском обществе (ее условно можно назвать польско-шляхетской)  «идентифицировать Беларусь, Россию, Украину в качестве особой цивилизации, что автоматически ставит под вопрос цивилизационную субъектность последней» [8, с.12-14]. 

Среди исследователей белорусской ментальности, культуры, истории споры о цивилизационной принадлежности Белоруссии не утихают. 

Выразителем «западной» линии цивилизации выступают сторонники «балтской теории». Они  обычно начинают изучение истории Белоруссии с XII–ХIII веков, когда на наших землях уже действительно видно присутствие исторического литовского элемента. Тем самым из истории Белоруссии выбрасывается минимум четыре столетия. Общеизвестно и многократно доказано, что уже в VIII–IX веках на территории современной Белоруссии произошла трансформация восточнославянских (русских) племен в древнерусский народ и образование Древнерусского государства с общеполитическим и национально-религиозным центром в Киеве. Более того, первичные племенные образования кривичей, дреговичей и радимичей как и всех восточных славян, своими корнями уходят в ещё более седую древность. 

К XI–XII векам здесь, на землях Западной Руси, уже существовали такие достаточно мощные в военном и экономическом отношении государственные образования, как Полоцкое и Турово-Пинское княжества, а также – ряд более мелких русских княжеств. Тем не менее, исторические источники того времени убедительно свидетельствуют, что понятия «Русь», «русская земля» были общим наименованием для всех восточнославянских княжеств, в том числе и Полоцкого. Например, «Хроника Ливонии» Генриха Латвийского, описывающая завоевания немецких рыцарей в Латвии и Эстонии в первой четверти ХIII века, отождествляет  Полоцкое княжество с русским, а полоцкого князя Владимира называет русским королём. И Полоцк, и Псков, и Новгород предстают в «Хронике Ливонии» в образе единой Русской земли – «Русии», с её национально-религиозным отличием как от меченосцев, так и от литовских племён [9].

Мысль об общей русской природе местных княжеств на территории современной Белоруссии  проводит и польский историк XV века Ян Длугош: «В 1388 году король польский Владислав в сопровождении польских и литовских князей и вельмож направился сначала в Витебскую, а затем в Полоцкую области Руси, где пребывал много дней; за это время он подавил и погасил мятежные движения (восстание полоцкого князя Андрея и смоленского князя Святослава против Польши и Литвы в защиту русского и православного начала. – Л.К.), о возникновении которых ему было сообщено, причем главарей мятежа наказал тюрьмой и лишением имущества» [10, с.16].

Замкнутость русских земель нисколько не является аргументом против их общерусского единства. Укажем хотя бы на религию, церковь и язык, объединявшие в то время воедино Русскую цивилизацию. Эти цивилизационные факторы – религиозно-идеологический и культурный – сознавались как самими русскими, так и их иностранными современниками. Само название государства Русь стало обозначать не только занимаемую территорию, но превратилось также в этническое название, поскольку у всего населения этого государства, края сформировались единый русский» язык, общие черты культуры, общее этническое самосознание. Многозначность термина «Русь» таким  образом  охватывала к тому времени все определяющие признаки цивилизации.

Лев Криштапович, доктор философских наук

Продолжение

Литература

1.    Семенникова, Л.И. Россия в мировом сообществе цивилизаций / Л.И. Семеникова.--  М., 1994.
2.    Философия истории: Учеб. Пособие / Под ред. проф. А.С. Панарина. М., 1999.
3.    Валлерстайн, И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире /Иммануэль Валлерстайн. – М.: Логос, 2003.
4.    Гобозов, И.А. Парадигмальный характер материалистического понимания истории / И.А. Гобозов. // Социс. – 2004. -- №2.—С.17 – 25.
5.    Хантингтон, С. Столкновение цивилизаций / Саммюэль Хантингтон; пер. с англ. – М., 2006. 
6.    Рубинский, Ю.И. Европейская цивилизация на пороге третьего тысячелетия / Ю.И. Рубинский // Европа: вчера, сегодня, завтра / Институт Европы РАН. – М., 2002.
7.    Цымбурский, В.Л. Остров Россия. Геополитические и хронополитические работы 1993-2006. / В.Л. Цымбурский. – М., 2007.
8.    Шимов, В.В. Беларусь, Россия, Украина в цивилизационной и геополитической динамике / В.В. Шимов. – Минск, 2010.
9.    Генрих Латвийский. Хроника Ливонии /Введ., пер. и комм. С.А.Аннинского.2-е издание.   Москва - Ленинград, 1938.
10.    Длугош, Ян. Грюнвальдская битва / Ян Длугош. – М.-Л., 1962.