Олег Прудников: Луганск – исконно российский город
Факт упорного юридического непризнания самопровозглашённых законным, конституционно-правовым способом народных республик Новороссии заставляет даже разделяющих идею Русского мира политиков и журналистов по-прежнему рассуждать про «конфликт на юго-востоке Украины» таким образом, будто речь идёт о сугубо внутреннем деле агонизирующего марионеточного режима и его искусственного территориального образования. Поэтому, с лёгкостью принимаемые на веру, в электронную сеть продолжают вбрасываться «информационные сообщения» вроде безобидных юбилейных заметок, скажем, о нынешней 215-й годовщине запуска в Луганске «первой доменной печи на Украине» 4 октября 1800 года. Хотя нельзя не вспомнить – в Екатеринославской губернии собственное имя «Украина», кроме административного понятия о Слободско-украинном устройстве и старой пограничной линии, в помине не знали: Славяносербский уезд никуда не переезжал из Новой России.
Уже давно стало ясным, что задуманное польской феодальной элитой, созданное при поддержке германских интервентов, а затем организованное ленинскими русофобами и, наконец, финансируемое западными олигархами воинствующее «украинство» способно эффективно выполнять поставленные теневыми хозяевами задачи исключительно в целях противостояния России. Новые «украинизаторы», безоглядно вступившие на путь преступлений против человечества, будут чувствовать себя востребованными, пока их лживые лозунги о «защите единой Украины» не окажутся полностью разоблачёнными.
Завершая в минувшем сентябре разговор об истоках кровавой украинизации, мы не напрасно обратили внимание на половинчатость возникшего больше года назад верного и своевременного геополитического тезиса о восстановлении исторической правды при «возвращении в родную гавань» героического Севастополя. Ибо в отрыве от понимания русской исконности земель Луганщины и их изначальной принадлежности к российскому государству не сможет справедливо разрешиться проблема спасения наших братьев и соотечественников в Донбассе.
«Дикое поле», которое располагалось ниже Белгородской засечной черты, возникшей в конце XVII века по указу Фёдора Иоанновича, заселялось и укреплялось в интересах Московского царства. Эта пограничная линия являлась своеобразным буфером, или форпостом между Речью Посполитой и Крымом задолго до вхождения полуострова в состав России. Из Великой и Малой Руси приходили сюда отчаянные казачьи головы, стрельцы и «ратные земские люди». Образовался специальный Белгородский разряд, а при засеках – одноимённый воеводский полк, «смотревший рубежи» вдоль Северского Донца. Преобразились слободы полков, жившие особым укладом под автономным управлением казачьих старшин. Выросли и сам Белгород, и Острогожск. Поднялись российские городки Сумы и Харьков. Московские и петербургские государи жаловали слободским общинам немалые привилегии. То были традиционные для казаков России права: на освобождение от налогов, на винокурение, беспошлинные промыслы и свободную добычу соли.
Пётр Великий лично заботился о бахмутских солеварнях. В 1708 году, покончив с булавинским восстанием, размах которого угрожал успехам в борьбе со Швецией накануне судьбоносной Полтавской победы и отвлекал силы армии, неустанный строитель обращался к азовскому губернатору: «…эти заводы, если есть возможность работать, надобно быстрее построить». В итоге ещё при жизни преобразователя на Бахмуте отстроили настоящую крепость с соляными заводами. С тех пор первые, наиболее ранние поселения новороссийского края на протяжении двухсот последующих лет благоустраивались при непосредственном участии высших государственных деятелей. Через молдавского князя Кантемира или напрямую, привлекая соседних славян, Пётр вёл переговоры о переходе в российское подданство балканских единоверцев – ярых борцов с турецким игом. Их приглашали занимать нетронутые пространства на необъятных землях русской монархии. Исполняя волю реформатора, в окрестностях сегодняшнего Луганска занялись серьёзными геологическими изысканиями, заговорили о возможностях местного «плавильного дела».
В годы правления императрицы Анны активизировалось освоение земель будущего Донецкого угольного бассейна России. Вообще надо заметить, что история этого малоизученного царствования зачастую бездумно и поверхностно подаётся посредством преувеличенных рассказов о шутовской свадьбе в Ледяном доме или дешёвых «патриотических» штампов про ужасы немецкого засилья в дни мрачной бироновщины. Из года в год, по заведённому В. Ключевским обычаю, историки повторяли затёртые фразы, характеризующие племянницу Петра как грубую и ленивую сибаритку, якобы, не желавшую ничего знать о подданных. На чёткое следование правительственного кабинета царицы Анны принципам петровской политики, неукоснительное соблюдение русских бытовых традиций, на укоренение нравственной сути православного учения при дворе и в народе, а также на большие старания по стабилизации реформ и повышению российской мощи не обращалось достойного внимания.
Всё же, со стартом 2000-х, приумножилось число иных оценок аннинской эпохи. Нашлись специалисты (такие, как Е. Анисимов или А. Каменский), которые подобающе изучили раскрытые ими архивные документы и привлекли к исследованиям массу подлинных статистических данных. Они подтвердили, что в период 1730-х годов было полностью ликвидировано различие в материальном обеспечении иностранных и отечественных служащих. Количество иностранцев, носивших генеральские чины, уменьшилось в два раза. Притом, в два раза увеличилось армейское жалование. Берг-регламент 1739 года стимулировал частную инициативу, и горные предприятия стали переходить в частные руки. Но главное – Россия не копировала Запад, не стремилась бежать вслед за чужими достижениями и, «переваривая» заезжих аферистов типа дворцового шута Педрилло и жадных иноземных герцогов, уверенно шла своей дорогой. При «жестокой» Анне, установившей смертную казнь за богохульство, она заняла первое место в мире по производству чугуна. Металлургия и промышленность в целом испытали подъём. Вывоз железа, например, возрос более чем в пять раз! В духовной сфере делалось не меньше. Открылся не только «Шляхетный корпус» для дворянских детей, но и множество церковных семинарий, петербургский театр на тысячу мест, первая балетная школа. Пресловутая Тайная канцелярия «бироновского» времени, чьим розыском продолжают пугать школьников и студентов, наоборот, согласно архивной статистике, не превысила аналогичных «показателей работы» елизаветинского века. О широких политических репрессиях, по уверению учёных профессионалов, не могло быть и речи. Михаил Ломоносов, в словах поразившей столицу торжественной оды 1739 года «На взятие Хотина», практически не лукавил, возглашая, как «великой Анны грозной взор / Отраду дать просящим скор».
Во всяком случае, на территории Луганщины и Слободского пограничья закипела бурная жизнь военной «украйны». Разумеется, в этом смысле, в контексте «окраины» государства, современники Анны запросто понимали название Украинской линии – крепостной черты, призванной к очередному этапу укрепления южных и юго-западных районов империи. Освоение донецко-луганских земель пошло такими темпами, что неизвестный иностранный автор был поражён постройкой линейных «фортеций». По записанным им словам, в кратчайший срок «почти чудом произведения человеческие» возвысились над земляным валом в 1731 – 1733 годах. Крайней из них на востоке была Донецкая крепость.
К этому промежутку времени относится московское распоряжение 1732 года о дополнительном расширении территориальных границ Острогожского слободского полка на землях теперешней Луганской области. Выходит, перед самым переездом пышного двора Анны Иоанновны в Санкт-Петербург, российское правительство занималось, в том числе, и вопросом заселения участков на левых притоках Северского Донца – Боровой, Деркуле и Айдаре. Тогда, в пределах родного государства, в отличие от оплаченных западными покровителями чёрных полотнищ карательных батальонов «независимой Украины», для многих людей имя реки Айдар делалось символом новой жизни…
В очерке истории Новороссии, «из оригинальных источников почерпнутом», который составил в середине XIX века архиепископ Тверской и Кашинский Гавриил (Розанов), описываются эпизоды, повлиявшие на ход югославянской колонизации бассейна рек Бахмута и Лугани. «Иван Самойлович Хорват… полковник австрийской службы», говорилось церковным хронистом, «во избежание тяжкого принуждения покорить себя папскому престолу… просил всеподданнейше в 1751-м году через российского посланника в Вене, обер-гофмейстера графа Бестужева-Рюмина, государыню императрицу Елисавету Петровну – о принятии его в подданство…». В ответ на прошение в июле 1751 года появился императорский рескрипт о праве перехода полковника Хорвата и его сербских офицеров на русскую службу.
Исполняя давний замысел Петра Великого, у берегов реки Лугань обосновались гусарские слободские полки балканских славян. В 1754 году будущий российский генерал С. Пишевич приехал в село Луганское на постоянное жительство по обязанностям военной службы. Его поразил вид вольных, непаханых «от создания света» полей, как сказал этот служилый переселенец. Кстати, по поводу его карьеры хочется подчеркнуть одну интересную подробность. При работе с документальным материалом удалось выяснить, что тот же Пишевич, полковник Ахтырского гусарского полка, отличился при штурме Журжи войсками Румянцева в 1770 году. Да, к «Румянцова победам» были причастны и луганцы.
Неформальное начало истории Донбасса и города Луганска принято связывать со строительством чугунолитейного предприятия. За создание Луганского завода перед Екатериной Великой отвечали выдающиеся личности. Среди них выделялись сенатор Михаил Соймонов, глава Берг-коллегии, видный организатор горного дела; статский советник Карл Гаскойн, изобретатель морской гаубицы-карронады из Шотландии, основатель пушечных заводов в Петербурге, Кронштадте и Херсоне; адмирал Николай Мордвинов, убеждённый сторонник развития промышленности и председатель Черноморского адмиралтейского правления. К решению этой важнейшей государственной задачи приложили руки многие тысячи честных российских служак, простых русских крестьян и рабочих. Большинство строителей и «сведущих в сём деле мастеров» прибывали к Луганскому заводу из различных губерний, трудясь на общее благо.
На основании памятного екатерининского указа 1795 года «Об устроении литейного завода в Донецком уезде (а далее по тексту точнее – «в Славяно-сербском уезде Екатеринославской губернии») при реке Лугани», в сооружении плотин и водных резервуаров принял участие Витебский мушкетёрский полк. Происходило это в 1797 году и само по себе не означало, что солдаты полка обязательно белорусы. Тем не менее, пару символических деталей мы смогли-таки обнаружить: в октябре того же года офицер данного полка, «Витебец» Фёдор Экспарре, стал комендантом Могилёва; и ещё – с 1810 года командиром Витебского полка являлся прославленный впоследствии владелец Гомеля, фельдмаршал Иван Паскевич. Так имена и события вплетались в единую нить национального бытия.
Мы начали беседу замечанием о нелепом упоминании про «первую доменную печь на Украине». В действительности отчёт правления Луганского завода зафиксировал в октябре 1800 года следующее. В нём сообщалось об удачном изготовлении опытных экземпляров артиллерийского ядра, бомбы и ручной гранаты, «которые суть впервые посредством кокса в сей Империи отлиты», то есть не где-нибудь, а именно в России. Конечно, любой разговор о значимых датах в истории Луганска мешает фальсификаторам «жовто-блакитних» и чёрно-красных мастей вершить их грязное, наёмное дело. Мы же с удовольствием напоминаем, что в октябре 2015 года исполнилось не только 215 лет со дня первой доменной плавки на знаменитом российском Луганском заводе, но, в дополнение к тому, ровно 110 лет со времени официального появления герба замечательного города русских металлургов. С праздником, Луганск! Свободы и мира тебе, наш добрый Донбасс.
Комментарии
Комментариев пока нет
Пожалуйста, авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий.