Андрей Геращенко: Максим Богданович: Мы – третий народ русского корня, зовёмся белорусами… Часть первая

Андрей Геращенко: Максим Богданович: Мы – третий народ русского корня, зовёмся белорусами… Часть первая 22.12.2021 14:52

Максим Богданович прожил всего четверть века, стремительно, словно яркая комета на небосклоне, ворвавшись в поэзию и так же быстро, как это делают кометы, покинул наш мир, оставив свой яркий, до сих пор освещающий белорусскую литературу поистине кометный космический свет.

Максим Богданович родился 27 ноября (9 декабря)1891 года в учительской семье в самом центре нынешней белорусской столицы – в доме Коркозовича на улице Александровской, располагавшейся на Троицкой горе. В этом доме находилось 1-е приходское училище и здесь же – учительские квартиры. Я без малого почти десять лет прожил в этом квартале в располагающейся неподалёку Осмоловке, поэтому доводилось часто проходить мимо этого места. Сейчас там находятся дома по улице Богдановича напротив сквера Большого театра оперы и балета. На эти дома смотрит памятник Максиму Богдановичу, а во дворах напротив – музей Максима Богдановича. 

Отец, Адам Егорович Богданович, учительствовал. Мать, Мария Афанасьевна, также уделяла много внимания педагогике, пыталась растить и воспитывать детей по популярной тогда системе, разработанной Фридрихом Фрёбилем, но дети тянулись к самым обычным игрушкам и развлечениям. У Максима был старший брат, родившийся годом раньше – Вадим.

В доме у Богдановичей часто собирались народовольцы и молодёжь. Это не были какие-то специальные антиправительственные собрания, но на этих встречах царил дух свободомыслия. Впрочем, после ареста ряда завсегдатаев такие встречи проходили всё реже и становились менее масштабными.

Год спустя семья Богдановичей переехала в Гродно, потому что Адам Богданович принял приглашение поработать в Крестьянском поземельном банке. Уже в Гродно родились младшие дети – в 1894 году Лев, а в 1896 году – дочь Нина.

И вновь, как и в Минске, в доме Богдановичей часто бывали гости – учителя, музыканты, художники, литераторы, врачи, составлявшие хорошо знакомый друг другу круг местной гродненской интеллигенции. На этих встречах пели песни, читали стихи, прозу, говорили о живописи и музыке.

Адаму Богдановичу было в это время всего 34 года, а его жене Марии – и вовсе 27. Взрослели тогда рано.

А всего месяц спустя после рождения Нины в большую дружную семью пришло горе – у Марии врачи обнаружили чахотку. Туберкулёз лёгких и сейчас является непростым заболеванием, а тогда и вовсе очень трудно излечивался, и молодая женщина умерла в октябре 1896 года. Адам Богданович остался вдовцом с четырьмя детьми на руках. В один миг семейное счастье, которое, казалось, будет долгим, окончательно и бесповоротно рухнуло.

Оставаться в Гродно, где умерла жена, Адам Богданович не захотел и месяц спустя после похорон переехал в Нижний Новгород, так как предоставилась такая возможность по его службе.

Переезд в Нижний Новгород оказался знаковым событием. В городе на Волге Адам Богданович познакомился и быстро сошёлся с Алексеем Максимовичем Пешковым - Максимом Горьким. Их дружба была настолько тесной, что они даже породнились, женившись на сёстрах Волжиных.

Максим Горький был частым гостем в доме у Богдановичей и, несомненно, оказал влияние на маленького Максима Богдановича. Как, впрочем, и отец – Адам Богданович, который много времени уделял этнографии, фольклору белорусского народа и белорусской истории.
В 1902 году Максим Богданович поступает учиться в Нижегородскую мужскую гимназию.

В 1905 году в Российской империи начинается революция. 13-летний Максим, выросший и воспитанный в традициях вольнодумства, сразу же проникается революционными идеями, участвует в антиправительственных сходках, манифестациях, митингах, одно время примыкает к анархистам и в итоге, как и многие его сверстники, получает статус «неблагонадёжного ученика», за что вместе со своим другом был на год исключён из гимназии. Ко всему прочему Максим находился под сильным влиянием своего старшего брата Вадима, который также активно участвовал в революционных мероприятиях, а позже стал достаточно известным в Нижнем Новгороде молодым эсером.

Эти взгляды подростка старались поддерживать и находящиеся рядом с ним взрослые. В 1906 году крёстная Максима Ольга Семова выписывает своему крестнику вначале недолго просуществовавшую «Нашу долю», первую легальную газету на белорусском языке, а затем и «Нашу ниву», выходившую вплоть до августа 1915 года. Обе газеты издавались в Вильно. Сама О.Сегова руководила частным училищем в Пинске, хорошо знала белорусский язык. Максим, рано оставшийся без матери, тянулся душой и сердцем к Белоруссии – не так хорошо ему известной, но воспринимаемой им как очень близкой и родной.

Юный Максим Богданович продолжает симпатизировать революционерам и в конце 1906 года посылает сидящему в тюрьме Нижнего Новгорода выходцу из Белоруссии Степану Зинченко белорусские газеты и книги.

В 1907 году именно в «Нашей ниве» состоялся литературный дебют юного 15-летнего поэта. Но пока это была проза – рассказ на белорусском языке «Музыкант». Это был отклик на происходящие события. Герой рассказа был талантливым скрипачом, а скрипка в его руках была созвучна настроениям людей – то грустно печалилась о человеческих горестях, то грозно звала к борьбе за свои права. Музыканта посадили в тюрьму, где он умер, но память о нём продолжала жить.

Революция постепенно пошла на спад. Адам Богданович получил новое назначение, и семья переехала в Ярославль.

В новой, уже Ярославской мужской гимназии, Максим также не преминул поучаствовать в забастовке, направленной против самоуправства и выходок одного из учителей, однако постепенно все больше внимания уделяет русскому языку и литературе, философии и истории, белорусскому культурному наследию. А вот с математикой, в отличие от его младшего брата Льва, у Максима дела шли не очень хорошо.

Именно в Ярославле Максим Богданович пишет свои первые лирические стихи: «Над могилой», «Придёт весна», «На чужбине». Их публикует «Наша нива». Ободрённый первыми успехами юный Богданович пишет стихи «Тьма», «Пугач», «Разрытая могила», рассказ «Из песен белорусского мужика». Богданович всё больше окунается в мир литературы, делает первые переводы текстов Шиллера и Гейне.

Очевидно, что Максим словно торопится жить – пишет много и в самых разных жанрах: публицистика, проза, поэзия, переводы. Ощущается глубокая грусть и постоянное возвращение к теме смерти, тяга к родной Белоруссии. Конечно, здесь и грустная память о рано ушедшей из жизни матери, и едва уловимые воспоминания о раннем детстве, подпитываемые словами отца Адама Егоровича о том, что тогда они, как семья, были по-настоящему счастливы. Но было и другое – болезнь, от которой так рано умерла его мать, от которой в итоге умер его старший брат Вадим в 1908 году, не обошла стороной и самого Максима. Туберкулёз не является наследственным заболеванием, но бацилла Коха может впоследствии попадать в организм ребёнка, который контактирует с больной матерью и потом дремать многие годы, активизируясь в неблагоприятных для иммунной системы носителя условиях.

При всей своей лиричности внешней мягкости Максим Богданович никому не позволял принимать решения вместо себя самого. 

Первым переводом, который он отослал в «Нашу ниву», было стихотворение С.Ю.Святогора «Две песни». По просьбе редакции в текст внёс свои правки Янка Купала. Перевод напечатали, но… под авторством Максима Криницы. Этот псевдоним придумал для Богдановича корректор Ядвигин, который был весьма доволен своей находкой и не без гордости так пояснил свой поступок: «Каждый своим псевдонимом определяет своё кредо, своё направление, а что за душой этого юноши, лицеиста, эстета? Ему эти Бядули да Гаруны не подойдут. Ему нужен чистый-чистый псевдоним, ясный, как юность. Да будет Криница! Это будет псевдоним-подсказка: из народных источников ему нужно черпать свои стихи!».

Максим Богданович, однако, не оценил такого вольного обращения со своим авторством и в нескольких письмах в редакцию «Нашей нивы» высказал свой протест по этому поводу.

Нужно отметить, что тогда в литературных кругах увлечение псевдонимами носила повальный характер, а в только ещё становящейся на ноги белорусской – и вовсе было всеобщей нормой. С одной стороны, это было связано с желанием скрыть в отдельных случаях в условиях противостояния властей и перманентного революционного движения истинное авторство тех или иных литературных произведений, а с другой, в случае с белорусской литературой - внедрение в массовое сознание этих псевдонимов с белорусским уклоном, как неких отправных точек для популяризации белорусского языка и белорусской культуры, её несколько нарочитого обособления от русской.

Но Богданович, как мы видим, не хотел идти этим путём, сохраняя самостоятельность при всех часто упоминаемых «мягкости и покладистости» его характера.

Максим Богданович был натурой поэтичной, не раз влюблялся, но в своих чувствах и отношениях, счастлив, увы, не был. В Ярославле он испытал первые сильные чувства и всерьёз увлёкся Анной Какуевой – сестрой одного из его друзей по гимназии. Анна училась в Санкт-Петербурге, приезжала в Ярославль домой только летом. Своё знаменитое стихотворение «Зорка Венера» Богданович посвятил именно Какуевой. Но Анна не ответила поэту взаимностью и позже вышла замуж за друга Богдановича по Ярославской гимназии Ивана Лилеева. Ивану много позже Богданович подписал и подарил свою книгу «Венок». Эту книгу потом сберегла и сохранила Анна в память об их отношениях, пройдя через репрессии и ссылки.

В 1909 году врачи официально подтвердили страшный диагноз – у Максима нашли туберкулёз. Адам Богданович переправил сына в Ялту – по мнению врачей, целебный морской климат южного побережья Крыма должен был если и не излечить Максима совсем, то значительно отсрочить трагическую развязку.

Пребывание в Крыму временно облегчило его состояние.

В 1911 году Максим окончил гимназию и задумался о продолжении дальнейшей учёбы. Тогда же он посетил Вильно, где познакомился с братьями Антоном и Иваном Луцкевичами, Брониславом Элимах-Шипило, Вацлавом Ластовским и другими представителями белорусской интеллигенции, увлечённой революционными идеями и белорусской культурой. В частном музее Луцкевичей Максим увидел слуцкий пояс и под сильным впечатлением после увиденного написал знаменитое стихотворение «Слуцкие ткачихи». Однако Богданович не знал, что эти пояса ткали мужчины, что впоследствии породило стойкий миф о ткачихах-женщинах. Со слуцкими поясами всё вообще не так просто. В современной Белоруссии слуцкие пояса считаются национальным историческим достоянием. Вместе с тем нужно понимать, что эти пояса ткались для зажиточной польской шляхты и не только в Слуцке, но и в других местах Речи Посполитой, в том числе и в самой Польше. Это скорее некое, пользуясь современными аналогиями, «вынесенное и заимствованное производство». Готовые пояса носили не белорусы, а паны из поляков и ополяченной белорусской шляхты, поэтому они – скорее символ угнетения и эксплуатации белорусского народа. Мудрено ли, что юный Максим Богданович не смог разобраться в деталях вопроса, который и сегодня до конца не во всём ясен. Главным было не это, а тёплые и лиричные строки о белорусах, о труде и родных васильках.

Богданович хотел продолжить учёбу на Филологическом факультете Санкт-Петербургского университета, но у него были большие проблемы со средствами и, что куда важнее – сырой климат северной российской столицы не подходил ему в связи с заболеванием туберкулёзом. В итоге Максим вернулся в Ярославль и поступил в местный Демидовский юридический лицей.

Максим продолжает активно писать стихи, изучать белорусскую историю и этнографию, его волнует тематика общности славян. Помимо прекрасных лирических стихотворений «В деревне», «Вероника», «Романс» и стихотворений, посвящённых белорусской старине «Город», «Старое наследие», «Звуки Отечества», «Старая Беларусь» Максим Богданович пишет серьёзные статьи: «Глубины и слои», «Краткая история белорусской письменности до XVI столетия», «За сто лет. Очерки истории белорусской письменности», «Новый период в белорусской литературе».

Важно понимать, что речь идёт не о работах умудрённого научными знаниями и жизненным опытом учёного мужа, а об искренних и весьма успешных попытках совсем молодого человека интуитивно нащупать и понять сам нерв белорусского этногенеза и белорусской истории. Любопытно, что «Наша нива» напечатала только работу «Глубины и слои». При всех попытках вовлечь Богдановича в ряды «борцов с царской Россией» и «апологетов белорусского возрождения» Максим Богданович, несмотря на свой юный возраст, всегда сохранял самостоятельность суждений и взглядов. 

В редакции «Нашей нивы», где печатался Богданович, развернулись целые баталии – другие авторы, которые были уверены, что нужно печатать только про «революцию и национальное возрождение», называли творчество Максима «декадентским и упадническим» и возмущались, что его вообще публиковали.

Продолжение. Часть 2.