Сергей Шиптенко: Оборотная сторона Болонского процесса

Сергей Шиптенко: Оборотная сторона Болонского процесса 03.04.2015 10:22

В последнее десятилетие Евросоюз играет все большую роль в определении национальной образовательной политики не только членов ЕС, но и многих восточноевропейских и постсоветских республик. После разрушения СССР предпринимались безуспешные попытки сохранить единое гуманитарное пространство. Однако процессы дезинтеграции зашли настолько далеко, что сегодня между системами подготовки кадров в Туркмении, Казахстане или на Украине больше различий, нежели общих черт. Спустя почти четверть века после «беловежского роспуска» нашей Родины можно с уверенностью сказать, что СНГ выполнило функцию не интеграционную, а слабительного в комплексе со снотворным. 

Советская школа мертва, лучше неё ничего и нигде не создано. Исходя из этого общественности предложен «спасительный выход» в виде внедрения стандартов Болонского процесса – мол, стоит скопировать и внедрить – всё наладится и будет так, как в Западной Европе. При этом часто не к месту приводятся различные афоризмы типа того, который озвучил булгаковский персонаж: «Разруха не в клозетах, а в головах». 

Принято считать, что успех национальных экономик во многом зависит от «человеческого капитала», поэтому в Евросоюзе образование рассматривается как один из ключевых факторов конкуренции на международном рынке труда. Еще пятнадцать лет назад принятые на европейских саммитах (Лиссабон, 2000; Барселона, 2002) документы утверждали, что Евросоюз должен стать «самой конкурентоспособной и самой динамичной в мире экономической системой». Данная цель предполагает необходимость «модернизировать социальную европейскую модель, инвестируя в человеческие ресурсы…», а «человеческие ресурсы являются главным козырем Европы…». 

Европейские чиновники от образования никогда и не скрывали своих прагматичных целей: главная задача модернизации европейского образования заключается в создании кадрового потенциала для своего собственного рынка. То есть при активной пропаганде так называемого «гуманистического» и общедоступного подхода в образовании, реальный взгляд оказывается предельно утилитарным. В результате «гармонизации» систем высшего образования именно западноевропейский рынок труда получает фактически неограниченный доступ к самым талантливым людским ресурсам, одновременно осуществляя «вымывание» интеллектуального потенциала национальных государств.

Официально продекларированные цели Болонского процесса выглядят вполне гуманистично и чрезвычайно привлекательно: расширение доступа к высшему образованию; повышение качества европейского высшего образования; повышение мобильности студентов и преподавателей; ориентация квалификации и академических степеней на рынок труда. Однако у любой привлекательной обертки есть и оборотная сторона. 

Сегодня стало общим местом связывать реформы здравоохранения, социальной сферы и образования с демократическими процессами, идущими из Европы и постепенно охватывающими все постсоветское пространство. При этом сознательно замалчивается тот факт, что сами западные интеллектуалы - и в Евросоюзе, и в США - отмечают кризис демократии, её «усталость», недееспособность, а также очевидную трансформацию демократических институтов за последнее десятилетие. Это позволяет говорить о феномене постдемократии, признаками которой являются «сворачивание» демократических процедур, а также уход государства из многих сфер традиционного присутствия с передачей своих полномочий частным структурам. 
Реформы в рамках Болонского процесса, безусловно, связаны с приватизационными процессами в социальной сфере, продвигаемыми и Всемирной торговой организацией, которая всеми возможными способами пытается вовлечь образование в рыночную систему, сделать его максимально коммерческой – сектором рынка услуг. 

Стоит напомнить, что в нашей традиции сама постановка вопроса о равенстве между услугами парикмахера и «услугами учителя» имеет ярко выраженный сумасбродный характер, т.к. главной целью учителя в нашей традиции было именно воспитание, и уж во вторую очередь – передача знаний. Наверное, не стоит перечислять всех классиков педагогики, которые делали акцент именно на воспитании как краеугольном камне формирования гармонично развитой личности. Никто не отрицает наличия воспитательной работы в учебных заведениях США или Германии, однако там акцент делается на передачу знаний, а если речь идёт о вузах – то в формате узкой специализации. Наше общество пока не готово приравнять учителя к парикмахеру, однако соответствующая разъяснительная работа в этом направлении ведётся. 
 
 «Генеральное соглашение по торговле услугами», соблюдение которого обязательно для всех стран-членов ВТО, направлено на создание полной интеграции рынков рабочей силы, что предусматривает максимально благоприятный режим доступа на национальные рынки, а также постепенную либерализацию всей сферы услуг. Данное соглашение сегодня является предметом спора. Обсуждаются возможности либерализации и приватизации в контексте формирования т.н. рынка образовательных услуг. 
Структурные и содержательные трансформации высшей школы сегодня затрагивают, прежде всего, восточноевропейские страны и постсоветское пространство. Именно здесь идет активная ломка старых образовательных систем, которые еще сохраняли остатки классического образования. Подобных радикальных трансформаций не происходит в самих европейских странах, поскольку практически все преобразования высшей школы многих европейских государств были начаты в 70-80-е гг. и практически завершены уже в 90-е годы ХХ века. Многие стандарты высшего образования давно унифицированы, в частности - многоуровневые системы подготовки, система сопоставимых кредитов (зачетных единиц), решена также проблема признаваемости квалификаций. 

Таким образом, необходимо уточнить логику происходящих процессов. Во-первых, реформирование системы образования, связанное не только со структурными и содержательными преобразованиями, но и огромными финансовыми затратами, происходят не в Европе, а на постсоветском пространстве. 

Во-вторых, для постсоветских республик это не «гармонизация» образовательных систем, а радикальная трансформация национального образования (сначала, высшего, в перспективе – среднего и дошкольного) в угоду европейским стандартам и потребностям европейских рынков труда. В-третьих, налицо геополитический аспект происходящих реформ, связанный с постепенным и «мягким» включением постсоветского пространства в систему «европейских ценностей». 

Одним из главных структурных изменений в постсоветских образовательных системах становится переход на двухступенчатую систему подготовки специалиста (бакалавр-магистр). Сокращение реальных сроков обучения фактически приводит к дефундаментализации и дегуманизации высшего образования, так как «экономия» одного года осуществляется, в основном, за счёт «укрупнения» и сокращения гуманитарных курсов. Ряд гуманитарных курсов выносится в блок дисциплин «по выбору» и судьба их очевидна. 

Не будем питать иллюзии по поводу современного студенчества. Воспитание в семье и школе, официальная пропаганда в СМИ и система высшего образования нацеливают молодого человека на узко прагматическое восприятие реальности: получение востребованной в обществе специальности в вузе с последующим устройством на высокооплачиваемую престижную работу. Студент-«бюджетник», получающий стипендию, ещё может себе позволить отсидеть пять лет обучения с прослушиванием на первых двух курсах блока гуманитарных дисциплин. Студент-«платник» готов платить только за курсы и дисциплины своей специальности, рассуждая, как ему кажется, вполне здраво: историю, литературу, обществоведение и мировую художественную культуру изучили в школе, а пустая болтовня в курсах этики, эстетики, философии и политологии, ему - например, будущему бухгалтеру (финансисту, экономисту, юристу или инженеру) - и даром не нужны. 

Сегодня знание воспринимается как товар, который необходимо максимально выгодно продать, а «реальную» ценность данного товара все чаще диктует рынок труда. Все это создает ситуацию, при которой студенты отказываются от выбора предметов, не связанных с их узкой специализацией. Иногда этот выбор за них делают чиновники-оптимизаторы. Так, например, будущим юристам уже не обязательно знать логику. Действительно: зачем милиционеру или адвокату логика? Достаточно знать «вторую директиву», «сто двадцатый приказ» и «сто восемьдесят третий указ». 

Власти Белоруссии надеются, что присоединение к Болонскому процессу позволит им более успешно зарабатывать на выдаче «европейских дипломов» студентам из Туркмении и других постсоветских республик Средней Азии, где система образования или сама деградировала под тяжестью «национального возрождения», или ей помогли это сделать авторитарные правители типа Ниязова-Туркменбаши. Чиновники «Сильной и процветающей», чьи дети учатся и проживают в дальнем зарубежье, всерьёз думают, что приобщение к Болонскому процессу сделает белорусские дипломы «совсем европейскими». Этим надеждам не суждено оправдаться, во всяком случае – не в тех масштабах, о которых рассказывают лоббисты внедрения «болонских стандартов». 
Подобные изменения происходят и в сфере научных исследований, которую нищие постсоветские государства всеми силами пытаются перевести на «самофинансирование» и сделать «самоокупаемыми», всё чаще требуя от научных сотрудников поисков частных спонсоров и инвесторов. Понятно, что частные корпорации будут спонсировать научные исследования, которые могут принести практическую пользу, причем, немедленную. И вряд ли спонсоры захотят финансировать исследования, не имеющие прикладного значения. Судя по статистике, ТНК не видят смысла вкладывать деньги в белорусские научные учреждения, несмотря на бравые реляции чиновников Минобраза. Сокращение государственного финансирования стимулирует не коммерциализацию НИИ, а их деградацию, превращая научные учреждения в некое подобие собеса, где начальство досиживает до пенсии, а «рабочие лошадки» или меняют место работы (вплоть до эмиграции, которая, в прочем, не является распространённым явлением), или вовсе проходят дисквалификацию как продавцы стройматериалов, торговцы конфетами и работники сервисных мастерских. 

Власти Белоруссии давно осознали невозможность продолжать фундаментальные исследования по ряду направлений, которые проводились в советский период, и несколько лет назад фактически свернули их, требуя повышения коммерциализации науки и строгой ориентации на прикладные исследования, ориентируя разработки на продажу. Фактически и науке, и в образовании наблюдается внедрение одних и тех же принципов – всё на продажу, всё должно приносить деньги, и чем быстрее – тем лучше. Едва ли такой подход можно назвать европейским. 

Сокращение сроков реального обучения с пяти лет до четырех лет (первая ступень - бакалавр) преследует одновременно две цели: сократить расходы на образование в целом и одного студента в частности, и одновременно заставить молодежь раньше практически на два года начинать свою трудовую деятельность. «Экономия и бережливость» превыше всего, раньше сядешь (за парту) – раньше встанешь. 

Еще одним существенным изменением, согласно целям Болонского процесса, должно стать увеличение мобильности и свободное передвижение преподавателей и студентов. Одним из очевидных следствий «свободного передвижения» станет «утечка мозгов»: наиболее способные и перспективные студенты будут стремиться не только получить дипломы европейских университетов, но и трудоустроиться в странах Евросоюза. Мобильность потенциальной рабочей силы будет носить однонаправленный характер: из стран периферийного капитализма в развитые страны Запада. Общеизвестна ситуация с массовым отъездом молодежи стран Балтии, Болгарии, Польши, стран Южной Европы на Запад в поисках работы и лучшей жизни.

С другой стороны, данное обстоятельство усугубляет и без того сложную ситуацию на западноевропейском рынке труда. По различным оценкам, даже в развитых европейских государствах уровень безработицы среди молодежи доходит зачастую до 25 % .  Много вопросов и сомнений вызывает и «демократизация» западного высшего образования. В противовес официальным декларациям в образовательной политике большинства стран Европы и США наблюдается тенденция децентрализации и приватизации высшего образования. Это предполагает отказ от государственных обязательств в области образования с передачей этих обязательств местным властям, что чревато не только углублением уже существующего неравенства между регионами, но передачей образовательных учреждений в частные руки. Приватизация образовательного пространства означает сокращение реальных возможностей для простых граждан получить доступное высшее образование, что в перспективе ведет к массовой интеллектуальной деградации населения. Подведём итоги. Вероятными последствиями вхождения в Болонский процесс для республик постсоветского пространства, которые являются странами периферийного капитализма, станут следующие моменты.В перспективе практически полное исчезновение на постсоветском пространстве подготовки интеллектуалов – т.е. реальной, а не номинальной национальной элиты. Элиту будут учить на Западе и для Запада.

Собственно, с точки зрения неолиберального подхода, современная элита может быть только космополитичной. В «интеллектуальной провинции» интеллектуалы не нужны по определению. Резкое сокращение гуманитарной составляющей и очевидный перекос современного высшего образования в область прикладных знаний приведет к тому, что высшее образование приобретет узкоспециализированную и практическую направленность. Фактически под вывесками институтов, университетов и академий будут располагаться учебные заведения уровня ПТУ.

Свобода перемещения людских ресурсов на глобальном рынке труда будет означать не только «утечку мозгов» из стран догоняющей модернизации, но и просто отток молодежи на Запад в поисках лучшей жизни и больших возможностей, что в перспективе превратит постсоветское пространство не только в интеллектуальную периферию, но в стареющую полуколонию. Колониям вообще не нужно высшее образование - все необходимые специалисты могут быть приглашены из метрополии. Поэтому в перспективе постсоветское пространство ожидает как количественное сокращение высших учебных заведений, так и снижение реального качества высшего образования до уровня среднеспециальных учебных заведений. Усилит данные тенденции негативная демографическая ситуация.