Андрей Геращенко: 22 июня 1941 года

Андрей Геращенко: 22 июня 1941 года 22.06.2020 13:28

22 июня 1941 года. С этой датой связано столько трагического в истории нашей Родины, что поневоле задумываешься о странном сочетании ряда совпадений – именно 22 июня, но только годом раньше, капитулировала Франция. На эти же дни припадает и время наибольшей продолжительности светового дня. А ещё ранее, в 1812 году, почти в эти же сроки на Россию напал Наполеон Бонапарт. 

Хотя, если вдуматься, никакой мистики здесь на самом деле нет. Большой световой день помогал при наступлении, в июне заканчивается распутица, а увлекающийся всерьёз оккультизмом Гитлер видимо рассчитывал на какую-то помощь «звёзд» и дополнительную удачу, начав свою войну с Советским Союзом в период дневного максимума, ведь и свастика была зеркальным отображением древнего индийского символа, означавшего солнце. Да только не солнце было настоящим символом немецкого фашизма, а тьма – чёрная, всепоглощающая ненависть к другим народам и государствам, которая, в конце концов, и привела Германию к военному и политическому краху.
22 июня 1941 года – начало, своеобразный аналог некой точки отсчёта. Впереди были контрнаступление под Москвой, оборона Ленинграда, Сталинградский котёл, Курская битва, операция «Багратион», взятие Берлина, разгром Японии. Но всё это, оплаченное миллионами жизней наших соотечественников, было ещё впереди. А пока чудовищная по силе немецкая машина, равной которой ещё не было в истории, обрушилась на нашу Родину на всём протяжении границы от Кольского полуострова до Бессарабии. Миллионы людей ещё видели сны, мечтали и на что-то надеялись. Но они, ещё даже не догадываясь об этом, уже были приговорены войной к смерти.
К июню 1941 общая численность немецко-фашистских войск составила 8,5 млн. чел. (в том числе в сухопутных войсках около 6 млн. и в военно-воздушных силах около 1,7 млн.). Сухопутные войска насчитывали 214 дивизий (169 пехотных, 21 танковую, 14 моторизованных, 10 прочих) и 7 отдельных бригад. Немецко-фашистская армия имела 11 тыс. танков и штурмовых орудий (из них в действующей армии 5 640), 11 100 самолётов (из них в действующей армии 6 500), около 78 тыс. орудий и миномётов.  При подготовке к нападению на СССР согласно генеральному плану «Ост» предусматривалось систематическое уничтожение на оккупированных территориях до 30 млн. мирного населения и военнопленных, выселение в течение 30 лет около 50 млн. поляков, украинцев, белорусов, литовцев, латышей и эстонцев в Западную Сибирь, на Северный Кавказ, в Южную Америку и Африку. Оставшееся население гитлеровцы рассчитывали онемечить и превратить в дешёвую рабочую силу для 10 млн. немецких колонистов. 
План молниеносной войны «Барбаросса», разработанный в 1940 году, предусматривал разгром и ликвидацию Советского государства, уничтожение основной части населения и оккупацию территории до Уральских гор с быстрым наступлением через северное (на Ленинград), центральное (на Москву) и южное (на Киев с выходом на Донбасс, Крым, Кавказ и к Сталинграду) направления. Для осуществления этого плана гитлеровское командование выделило (включая вооруженные силы союзников Германии) 190 дивизий (5,5 млн. чел.), 3 712 танков, 4 950 боевых самолётов, 47 260 орудий и миномётов (без 50-мм миномётов) и 193 боевых корабля. То есть при нападении на СССР Германия задействовала практически весь свой военный потенциал, который только смогла сосредоточить на наших западных границах.
Фашистам противостояли силы пяти советских западных приграничных округов и трёх флотов, которые почти вдвое уступали противнику в живой силе, имели несколько меньшее количество артиллерии, превосходили врага в танках и самолётах, правда, большей частью устаревших образцов. Что касается первого эшелона армий, то здесь гитлеровское командование развернуло 103 дивизии, в том числе 10 танковых, тогда как в первом эшелоне наших армий прикрытия имелось только 56 стрелковых и кавалерийских дивизий.
На рассвете 22 июня 1941 фашистская Германия начала военные действия против Советского Союза. Её авиация нанесла массированные удары по аэродромам, железнодорожным узлам, военно-морским базам, местам расквартирования военных частей и многим городам на глубину 250—300 км от государственной границы. Особенно подавляющим было превосходство немецко-фашистских войск на направлениях главных ударов. В руки противника попало почти 200 складов с горючим, боеприпасами и вооружением, находившихся в приграничной зоне.
После артиллерийской подготовки в пределы СССР вторглись главные силы немецко-фашистской армии. Одновременно в войну против СССР вступили Румыния и Италия (итальянские войска начали боевые действия с 20 июля) и несколько позже Финляндия (26 июня) и Венгрия (27 июня). На всём фронте развернулись ожесточённые сражения. Внезапный удар врага и быстрое продвижение его танковых и моторизованных сил нарушили управление советскими частями - войска приграничных военных округов понесли значительные потери. 
Сейчас общепринятой является точка зрения, согласно которой основная вина за неготовность Красной Армии к отражению немецко-фашистской агрессии лежит лично на И.В.Сталине, который до последнего не верил в возможность нападения Германии на СССР, а также провёл серию репрессий, в результате которых до войны было расстреляно большинство маршалов, генералов и старших офицеров Красной Армии. Вот что писал по этому поводу в своём дневнике начальник Генерального штаба сухопутных сил фашистской Германии генерал-полковник Ф.Гальдер в мае 1941 года: «Русский офицерский корпус исключительно плох. Он производит худшее впечатление, чем в 1933 году. России потребуется 20 лет, пока она достигнет прежней высоты».
Предупреждали Сталина и руководство СССР о предстоящем нападении неоднократно. Так 17 июня 1941 года из Берлина поступило сообщение НКГБ СССР И.В.Сталину и В.М.Молотову за №2279/м, в котором после обобщения всех разведданных говорилось, что «Источник, работающий в штабе германской авиации, сообщает: все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время». Позднее всё это было подтверждено и рядом других сообщений, в том числе сообщением рискующего жизнью советского разведчика в Японии Рихарда Зорге и данными многочисленных перебежчиков-антифашистов. Но Сталин отказывался этому верить и имел на то, как ни странно, весьма веские основания. Не случайно он собственноручно начертал следующую резолюцию на донесении от 17 июня 1941 года из Берлина: ««Т[овари]щу Меркулову. Можете послать ваш «источник» из штаба герм[анской] авиации к ё… матери. Это не «источник», а дезинформатор. И.Ст[алин]». Сталин исходил из того, что Гитлер не решится напасть на СССР, не решив проблему Великобритании, то есть не станет воевать на два фронта. К тому же он был уверен, что Германия не сможет выиграть длительную войну у СССР, и это понимает и сам Гитлер. А вот Великобритания, по мнению Сталина (вполне обоснованному) вполне могла подтолкнуть Германию и СССР к войне, спровоцировав какое-либо столкновение (в том числе и через дезинформацию разведки), чтобы ослабить оба государства. Сталин не хотел верить в начало войны - последний поезд с зерном в сторону Германии отправился из СССР рано ночью 22 июня 1941 года перед самым началом войны
Однако проблема состояла в том, что Гитлер, рвавшийся к мировому господству, подсознательно чувствовал, что ещё год-два, и СССР станет ещё сильнее и если сейчас война Германии на Востоке имеет шансы на успех (но далеко не его гарантию – это Гитлер понимал), то позже задача победы над Советским Союзом и колонизации территорий вплоть до Урала станет почти неразрешимой задачей. Именно поэтому Гитлер пошёл на авантюру, рассчитывая на спасительный блицкриг. Вина Сталина не в стратегическом просчёте, а в тактическом – он полагался на то, что Гитлер мыслит теми же критериями, что и он сам, так как сам Сталин привык действовать наверняка и не любил рисковать. Гитлер же принял другое, в итоге – стратегически ошибочное для Германии решение, которое вместе с тем обеспечило перевес германской военной машине в 1941 году.
Стоит отметить, что в отличие от регулярных частей Красной армии пограничные войска во время службы постоянно встречали на границе различных нарушителей, в том числе и вооруженных и в составе групп, с которыми часто приходилось вести бой, поэтому степень подготовленности всех категорий пограничников намного превосходила армейскую, а боеготовность таких подразделений, как пограничная застава и пограничный пост или корабль, была фактически постоянно полной. С 1 января по 10 июня 1941 года пограничниками западных пограничных округов было задержано 2 080 нарушителей границы, причем отмечалось увеличение случаев таких нарушений по сравнению с 1940 годом и увеличение количества открытых провокационных действий, попыток групповых нарушений границы СССР с применением огнестрельного оружия. Среди задержанных нарушителей были выявлены германские агенты и диверсанты, которые не скрывали, что получили боевое задание для подготовки условий успешного вторжения германских войск на территорию СССР.
К исходу первого дня войны мощные немецкие танковые группировки на многих участках фронта вклинились вглубь советской территории на расстояние от 25 км. до 35 км., местами даже до 50 км. Ход боевых действий пограничных застав и их результаты были различными. Конкретные условия, в которых оказалась каждая пограничная застава 22 июня 1941 года, тоже были разными. Они зависели в значительной степени от состава передовых подразделений противника, атаковавших заставу, а также от характера местности, по которой проходила граница и направлений действий ударных группировок германской армии. Участок государственной границы с Восточной Пруссией проходил по равнине с большим количеством дорог, без речных преград. Именно на этом участке развернулась и наносила удар мощная немецкая группа армий “Север“. А на южном участке советско-германского фронта, где возвышались Карпатские горы и протекали реки Сан, Днестр, Прут, Дунай, действия крупных группировок войск противника были затруднены, а условия для обороны пограничных застав – относительно более благоприятные. Необходимо отметить, что для пограничников, своими глазами видевших сосредоточение фашистских войск, неожиданным было не само нападение, а мощность и жестокость авиационного налета и ударов артиллерии, а также количество быстро перешедшей границу и стреляющей бронетехники. Несмотря на всю свою боеготовность и мужество пограничники были обречены.

Довольно неожиданной оказалась для Красной Армии и пограничников и тактика немцев. В большинстве случаев немецкие войска двигались по дорогам в походных колоннах, оставляя в промежутках между колоннами боевые группы в составе батальона с танками и бронетранспортерами, имеющими в авангарде мотоциклистов. При обнаружении узла сопротивления часть сил из колонны развертывалась в боевой порядок и вступала в бой, поддерживаемая авиацией и артиллерией, а остальная колонна продолжала движение, стремясь скорее проникнуть вглубь СССР и вести встречные бои с выдвигающимися частями и соединениями Красной Армии, не давая им занять оборонительные рубежи. Впереди главных сил каждого немецкого полка двигались ударные группировки силою до взвода с саперами и разведгруппы на бронетранспортерах и мотоциклах с задачами ликвидации пограничных нарядов, захвата мостов, установления мест позиций войск прикрытия Красной Армии, завершения уничтожения пограничных застав. В целях обеспечения внезапности, эти вражеские подразделения на некоторых участках границы начали выдвижение еще в период артиллерийской и авиационной подготовки. Для завершения уничтожения личного состава пограничных застав использовались танки, которые находясь на удалении 500 – 600 метров, вели огонь по опорным пунктам застав, оставаясь вне досягаемости вооружения заставы. Для того чтобы посеять панику, авангардные группы немцев на мотоциклах активно передвигались по полям и проселочным дорогам. Когда они обнаруживали разрозненные группы красноармейцев, они стремились их обогнать, останавливали мотоциклы, снимали пулемёты и занимали господствующие высоты, готовя отступающим огневой мешок. Как только с красноармейцами на этом участке было покончено, немцы опять садились на мотоциклы и двигались дальше. Пленных при этом не брали. Одна и та же группа мотоциклистов за день могла действовать во многих местах. У отступавших создавалась иллюзия, что немцы повсюду, возникали панические слухи о множестве высадившихся в тылу десантников.
Атмосферу первых боёв можно почувствовать, обратившись к воспоминаниям их участников и очевидцев. Бывший красноармеец Ирин Л.В. вспоминал: «Наш дот № 039 находился справа от дороги на пограничную заставу. Едва стало рассветать, как в небе послышался гул многочисленных самолетов. И вдруг будто налетел огненный шквал – из-за канала ударили тяжелые орудия. От заставы послышалась сильная стрельба, потом там показалось зарево пожара». Вот что рассказывал бывший красноармеец 9-го пулемётно-артиллерийского батальона Васильев И.: «…примерно в 10 часов мы увидели отступающих пехотинцев и пограничников. Их полным полно набилось в наши доты, как занятые гарнизоном, так и недостроенные. Немцы вели огонь по дотам из орудий. Бой продолжался». А это слова из воспоминаний военного интенданта 152-го корпусного тяжёлого артполка Головченко И.Д.: «К 6.00 22 июня мы заняли позиции на берегу Немана. В 10.00, не сделав ни единого выстрела, мы должны были отступить. По пути в Скидель мы влились в оборону, которую организовал полковник из пограничников». Участник войны Карпов А.А. говорил о том, что  «На учениях под Тернополем нас обстрелял из пулемета немецкий самолёт в полдень 22 июня 1941 года. Стрелял по нашему эшелону, мы ещё не осознали, что началась война. Даже не испугались, хотя видели, что многие убегают от эшелона. На станции Лигница в лесу мы находились с неделю. Не окапывались, занятий по боевой подготовке также не было. Над нами всё время летали самолёты».
Обречённые пограничники, тем не менее, мужественно оборонялись на всём протяжении советской границы. Вот что рассказал о начале войны на пограничной заставе неподалёку от литовского города Кибартай майор в отставке Михаил Кириллович Воробьев, в начале войны - старший контролёр КПП: «В ночь с 21 на 22 июня 1941 года, я был дежурным по КПП и находился на вокзале, контролируя отправку пассажирского поезда на нашу территорию. В 4.00 со стороны Германии был открыт ураганный артиллерийский и ружейно-пулемётный огонь по подразделениям пограничных войск и вокзалу – станция Вирбалис находилась в 200 метрах от линии границы. Несмотря на это, в течение нескольких минут поезд был отправлен, и я присоединился к личному составу КПП, вступившему в бой с немецко-фашистскими захватчиками. Воевал, как положено. Через некоторое время от подразделения КПП осталось пять человек: три сержанта – Токарев, Смирнов и Пелин, раненый солдат Норкин и я, тоже получивший ранение в начале боя. Мы присоединились к артиллерийскому полку, в составе которого продолжали вести бой. В Мариямполе вошли в состав 107-го пограничного отряда. 
О том, как мои товарищи защищали советскую землю, говорит такой факт. За Кибартаем есть возвышенность Рогажкальнис. Тут фашисты хоронили своих погибших солдат. Многие местные жители побывали на этой высоте и убедились, сколько стоил гитлеровцам этот маленький пограничный городок. На каждой могиле стояли порядковые номера. К концу первой недели войны последняя могила на Рогажкальнисе значилась под номером 724. Так защищали пограничники нашу землю». Эти воспоминание подтверждаются местным жителем В.Симанавичюсом: «После боя на границе уцелевшая горстка пограничников стала отходить. Раненых, а также продукты, имущество, боеприпасы я повёз на лошади. Мы проследовали мимо Вилкавишкского железнодорожного вокзала, через Пильвишкяй, затем лесными дорогами вышли к Казлу-Руде. Здесь к пограничникам примкнули артиллеристы и из орудий обстреляли двигавшуюся по шоссе немецкую колонну. Вскоре начальник заставы Андрионок велел мне возвращаться».

 

Сопротивлялась и авиация. Несмотря на общее господство в воздухе немецкие лётчики уже 22 июня поняли, что им противостоит серьёзный противник. После первых ударов фашистов едва ли не единственным боеспособным авиасоединением Западного фронта осталась 43-я ИАД под командованием прославившегося своими подвигами ещё в Испании генерал-майора Г.Н.Захарова, базировавшаяся в районе Орши. Ближе к полудню два её полка: 160-й ИАП майора Костромина и 163-й ИАП майора Лагутина, прикрывая Минск, вступили в бой и сбили около 10 самолетов противника (командиры точными данными не располагали). Однако плохая организация ПВО Минска не позволила этой внушительной силе - 60 И-153 (72 пилота) 160-го ИАП и 59 И-16 (72 пилота) 163-го - надёжно прикрыть город. К вечеру аэродром в Лошице и Минск горели. Вот как это описывает комдив Г.Н.Захаров: «Низко над Минском ходили большие двухмоторные машины. Я видел их, подлетая, но мне в голову не могло прийти, что это ходят Ju-88. Они шли на малых высотах и прицельно швыряли бомбы на отдельные здания. Вражеских истребителей в небе не было. Подвергая город в течение дня непрерывной бомбардировке, превратив аэродром в жаровню, «юнкерсы» под вечер чувствовали себя в полной безопасности. Я находился выше, прямо над центром города, когда увидел одного над крышей здания штаба округа. Спикировал, пристроился ему в хвост и стрелял в упор длинными очередями. Ju-88 не загорелся, но внезапно накренился и упал в районе оперного театра. Над окраиной я атаковал другого и поджёг его. Он уходил, дымя, но я думаю, что не вытянул - как и у первого, у него слишком мал был запас высоты». Так Г.Захаров продолжил свой боевой счет, открытый еще в Испании.
Совершенно неверным представляется и общепринятое мнение о том, что наши танковые части были совершенно не готовы к бою с немецкими. Вначале о самой обстановке – немецкие танки продвигались так быстро, что всякое сообщение об их появлении расценивалось, как провокация. Вот что вспоминал бывший командир батальона 10-го танкового полка капитан С.Т.Косарев: «Примерно в 11.30 привели к штабу мокрую женщину - переплывшую Неман, которая сказала, что за городом она видела немецкие танки, но тут же прокурор крикнул: провокация, шпионка и сразу застрелил ее. А 30 минут спустя, возле моста бойцы задержали мужчину, который был литовцем и на ломанном русском нам сказал, что немецкие танки уже в городе, но и этого оперуполномоченный застрелил, обозвал его провокатором. В это время наши зенитчики открыли огонь по самолётам, и все активнее стали стрелять наши артиллеристы, а через час все батареи открыли дружный огонь, но, по-моему, было уже поздно». А вот что о тех же событиях 22 июня говорил бывший начальник химслужбы автотранспортного батальона, мл. лейтенант А.Т.Ильин: «Мы подошли к своему танку, постучали, открылся люк. Мы говорим, что немецкие танки на дороге - рядом с нами, а танкист отвечает, что у него нет бронебойных снарядов. Мы подошли к другому танку, там оказался комвзвода, который быстро скомандовал: за мной! и сразу вывернулись из кустов два или три танка, которые пошли прямо на немецкие танки - стреляя на ходу в бок немецких, а потом прямо вплотную подошли - таранили их и скинули их в кювет (уничтожили полдесятка немецких танков и ни одного не потеряли). А сами кинулись через мост на западный берег. Но только перешли мост, встретили группу немецких танков, из которых один сразу загорелся, а потом и наш загорелся. Дальше я видел только огонь, дым, слышал грохот взрывов и лязг металла». Показательно в этой связи и признание, содержащееся в дневнике обер-ефрейтора 21-го танкового полка 20-й танковой дивизии гитлеровцев - Дитриха. В записи от 22 июня 1941 года говорится о бое с советскими танкистами в Алитусе следующее: «Здесь мы впервые встретились с русскими танками. Они храбры, эти русские танкисты. Из горящей машины они стреляют до последней возможности». Решающий перевес немецкие танковые колонны получили благодаря численному превосходству и, что ещё более важно, массированной поддержке своей авиации, уничтожившей немало советских танков.
Только сейчас получило относительную известность благодаря усилиям общественности одно из самых масштабных танковых сражений всей войны – битва под Сенно (или Лепельский контрудар) самого начала боевых действий лета 1941 года. Здесь, примерно в 50 с небольшим километрах юго-западнее Витебска, с 6 по 10 июля 1941 года проходило грандиозное танковое сражение. Некоторые исследователи полагают, что по количеству участвовавших в нем с обеих сторон боевых машин оно может быть сопоставимо с битвой под Прохоровкой на Курской дуге в 1943 году.
Танковыми ударами немцам были нанесены серьёзные потери, особенно в живой силе. И хотя сражение было проиграно, тем не менее, это был подвиг. Народ никогда не забывал о нем, а вот на государственном уровне о битве под Сенно заговорили только несколько лет тому назад. Что же происходило на этом участке белорусской земли в 1941-м?
После падения Минска на подступах к Витебску фашисты встретили ожесточённое сопротивление и были остановлены.
А рано утром 6 июля два механизированных корпуса 20-й армии Западного фронта пошли в атаку на врага. Навстречу двинулись немецкие танки. 
К исходу дня Красная Армия вернула г.Сенно под свой контроль, на поле боя остались дымиться советские и немецкие танки. 7 июля райцентр трижды переходил из рук в руки, но к вечеру им снова овладели советские танкисты. На следующий день фашисты бросили в бой новые боевые части, большое количество авиации, артиллерии, в том числе противотанковой. Наши воины после тяжелейшего боя вынуждены были оставить Сенно и отойти к шоссе Витебск-Смоленск. Но другой советский танковый клин продолжал наступление на Лепель. 
К сожалению, советские танковые корпуса вводились в бой частями, без какой-либо подготовки, спешно, без поддержки артиллерии и пехоты, без прикрытия с воздуха. У немцев всё это было, что во многом и стало решающим фактором сражения.
В итоге немцы сумели обойти наносящие контрудар советские танковые корпуса с севера и 9 июля заняли Витебск, выйдя на дорогу Витебск-Смоленск-Москва. В связи с угрозой окружения командующий 20-й армией генерал-лейтенант П.А.Курочкин приказал приостановить наступление на Лепель и начать отход на восток. Именно во время этих драматичных боёв попал в плен самый известный участник битвы под Сенно – сын Сталина, командир гаубичной батареи старший лейтенант Яков Джугашвили. 
Мало кому из танкистов удалось прорваться на восток – приходилось взрывать танки, так как закончилось горючее и боекомплект. Немцы активно использовали полное преимущество своей авиации и уничтожали советские танки с воздуха. Потери наших танков в итоге значительно превысили немецкие.
Война с СССР с самых первых дней была совсем не похожа на войну в Европе. Советский военно-морской флот находился в боевой готовности уже с 18 июня. Связано это было и с тем, что моряки ещё задолго до 22 июня постоянно сталкивались с немецкими провокациями. Первым подразделением, оказавшим сопротивление противнику в организованном порядке, можно считать Черноморский флот под командованием адмирала Октябрьского. В ночь на 22 июня флот отбил нападение вражеской авиации, тем самым моряки спасли Севастополь от бомбардировки. Город получил лишь небольшие повреждения в отличие от других городов, подвергшихся нападению. 
Вот что говорил радист 221-й батареи на Кольском полуострове Евгений Андреевич Макаренко: «Как-то очень ранним утром мы вскочили по боевой тревоге, а по Варангер-фиорду приближался из мглы к нашим водам крейсер неизвестной принадлежности. Не доходя до нашей трёхмильной зоны, он свернул с траверса нашей батареи и ушел в океан. В эти тревожные месяцы из залива Петсамо (Печенги) стал часто показываться светло-серый тральщик. Он бесцеремонно заходил в наши воды и ставил мины средь бела дня. А когда по тревоге мы бежали на пушки от казармы, метрах в восьмистах, у самого уреза воды... на тральщике хорошо видели бегущих в чёрных бушлатах и... нарушитель успевал улизнуть в нейтральные воды! Нам надоедала «игра в кошки-мышки», но приходилось все это пока терпеть. Часто над нами, сначала на большой высоте, а в июне - уже и на малой - стали пролетать Юнкерсы 87 и 88 с ярко-рыжими угловатыми крыльями и чёрно-белыми мрачными крестами на них. Тогда мы впервые увидели на стабилизаторах знакомые по фотографиям фашистские знаки-свастики, обращённые на восток, на нас... Было приказано - не стрелять, не давать себя спровоцировать». Он же вспоминал и о первой военно-морской победе нашей береговой артиллерии 22 июня 1941 года: «День подходил к концу. Море штилело. Было тихо, и только морские птицы далеко от нас кружились над косяками рыбы. Даже немецкие самолёты не появлялись в этот день. А весьма срочные радиодепеши продолжали поступать. Не верилось, что где-то уже идут сражения, гибнут люди... В 19 часов приняли очередное радио: «вне всякой очереди». В шифровке содержалось приказание командующего флотом: 221-й батарее всё входящее и выходящее из порта Петсамо - топить! После 22 часов из залива Петсамо выполз тот надоевший тральщик. Отличные дальномерщики Куколев и Рыбаков дают дистанцию 52 кабельтовых, пеленг 244 градуса, курс 28 градусов, скорость 10 узлов. Командир Космачев и помощник Поначевный рассчитывают данные для стрельбы. Самой первой, уже не учебной, а боевой стрельбы! Через 3 минуты - в 22 часа 17 минут, комендоры... первый залп! Вот он, первый залп Военно-морского флота при потоплении первого вражеского корабля в Великую Отечественную! В городке батареи хозяйственники, жёны командиров и сверхсрочников и даже дети - тоже рады... Они наблюдали весь бой, взобравшись на небольшой бугор рядом с городком. Воздух был прозрачный, чистый, и результаты боя были хорошо видны простым глазом».
В то же время в тылу далеко не все отдавали себе отчёт в том, что происходит и насколько серьёзно сложившееся положение: «Поверьте, никакой паники в первый день в городе не было, - вспоминал участник Великой Отечественной войны, боевой летчик-штурмовик, житель Киева Ростислав Долинский. - На 17 часов того воскресного дня намечались торжества по поводу открытия крупнейшего в СССР Центрального республиканского стадиона. Его построили по проекту молодого архитектора Михаила Гречины. А после этого должен был состояться футбольный матч между командами «Динамо» (Киев) и Центрального дома Красной Армии (Москва). Но вдруг по радио объявили, что проданные на него билеты будут действительны сразу после скорого окончания молниеносной войны». Город продолжал жить своей почти обычной жизнью в эти первые военные дни. Как раз 22 июня 1941 года в Киеве осуществлялись плановые мероприятия по профилактике и очистке водопроводных сетей. В государственном цирке свою новую программу представлял популярный джазовый оркестр под управлением Эдди Рознера. Продолжал киевские гастроли Московский театр сатиры, спектакли которого – «Мелкие козыри» и «Неравный брак» (22 июня), «Слуга двух господ» (23 и 24 июня) - прошли с полным аншлагом. В кинотеатрах города показывали фильмы, в том числе и музыкальные - «Фронтовые подруги», «Песня о любви», «Музыкальная история», «Пятый океан». На следующий день, 23 июня в Киеве во всех крупных кинотеатрах показывали премьеру музыкальной ленты под названием «Кино-концерт» с участием народных артистов СССР Сергея Лемешева и Галины Улановой. 

Тем не менее, реакция мирного населения была неоднозначной. Вот выдержки из Специального сообщения комиссара госбезопасности Украины Павла Мешика секретарю ЦК ВКП(б) Украины Никите Хрущеву о том, как киевляне реагировали 22 июня 1941 года в связи с началом военных действий: «Студент Мединститута Ходзинский говорил, что уже в Финляндии наша армия показала себя, поэтому за Советский Союз можно быть совершенно спокойным», «хорошо, что началась война, - высказался артист Еврейского театра Шайкевич, - это уже есть начало гибели фашистской Германии», «работник обкома партии Цыпин: «Жертв будет много, но, несмотря ни на что, Гитлер будет разбит, наша армия всегда победит». Вместе с тем поддержка и вера в силы Красной Армии вовсе не были всеобщими – были зафиксированы и негативные отклики киевлян: «артист Еврейского театра Лейпцигер возмущался: «Кричат - победа, победа, но о победе можно будет говорить и судить после того, кто первый будет на чужой территории», «мы окружены со всех сторон Германией, - говорил работник Педшколы Маркман, - Гитлер всё это сделал со специальной целью. Наша техника по сравнению с гитлеровской - ничто. Эта война нам совершенно не нужна. Наше правительство должно было оттянуть войну, чтобы укрепиться, а так, пропустив немецкие самолеты на Киев, видно, как мы готовы к войне», «работница магазина №310 Кухарчук: «Вот и договор, давали немцам продукты питания, кормили их, даже себе кое в чём отказывали, и в итоге - с нами не посчитались и начали нас бомбить...».
В первый же день войны началось уничтожение мирного населения - фашисты, наступая, ворвались в деревню Альбинга Клайпедского района Литвы. Солдаты ограбили и сожгли все дома. Жителей (42 человека) согнали в сарай и заперли. В течение дня 22 июня фашисты убили несколько человек - забили насмерть или застрелили. Уже на следующее утро началось планомерное уничтожение людей. Группами крестьян выводили из сарая и хладнокровно расстреливали. Вначале всех мужчин, потом очередь дошла до женщин и детей. Пытавшихся бежать в лес расстреливали в спину. Об этом не мешало бы помнить и некоторым современным литовским политикам.
К 10 июля глубина вражеского вторжения на решающих направлениях составила уже от 300 до 600 км. Советская авиация за первый день войны потеряла около 1200 самолётов (в том числе авиация Западного военного округа — 738), причём большая часть была уничтожена на аэродромах, не успев вступить в бой. В отчаянии советские лётчики поднимали в воздух свои, уступавшие по лётным характеристикам, самолёты и шли на тараны. Соотношение сил и средств ещё более изменилось в пользу противника, его превосходство, особенно в воздухе, стало подавляющим. Налёты немецкой авиации привели к тяжёлым потерям в советских войсках ещё до их подхода к фронту.
За три недели войны противнику удалось полностью разгромить 28 советских дивизий. Кроме того, более 72 дивизий понесли потери в людях и боевой технике (от 50 % и выше). Общие наши потери только в дивизиях без учета частей усиления и боевого обеспечения за это время составили около 850 тыс. человек, до 6 тыс. танков, не менее 6,5 тыс. орудий калибра 76 мм и выше, более 3 тыс. противотанковых орудий, около 12 тыс. минометов, а также около 3,5 тыс. самолетов. Для сравнения - фашисты потеряли около 100 тыс. солдат и офицеров, более 1,7 тыс. танков и штурмовых орудий и 950 самолетов.

Но это ещё не было концом Советского Союза. Всё только начиналось. Уже формировались первые партизанские отряды, новые регулярные дивизии, эвакуировалась промышленность, а наши люди, совершая первые героические подвиги, жертвуя своими жизнями, сеяли сомнения у немецко-фашистских захватчиков в их непобедимости.
Уже 23 июня 1941 года была образована Ставка Верховного Главнокомандования, призванная осуществлять высшее стратегическое руководство вооруженными силами. В первый же день Ставка посылает на фронт опытнейших командиров: Г.К.Жукова (на Юго-Западный фронт), Шапошникова и Кулика (на Западный). Это было сделано из соображения, что находящиеся там командиры не имели необходимого опыта для ведения боевых действий и несколько растерялись. Г.К.Жуков, разобравшись с происходящим на месте, решает нанести контрудар. 24 июня в наступление перешел 8-й механизированный корпус Д.И.Рябышева в направлении на Берестечко. 15-й механизированный корпус генерала Карпезо наступал восточнее Радехова. Удар этих корпусов очень скоро почувствовали немецкие войска. Особенно это стало очевидным после разгрома 57-й пехотной дивизии, которая прикрывала правый фланг 48-го мотокорпуса группы Клейста. Этот корпус спасло лишь то, что в помощь ему была брошена вся авиация. Противнику пришлось подтянуть против советских частей 44-й армейский корпус и другие войска. Так войсками Юго-Западного фронта был нанесён один из первых успешных контрударов.

Несмотря на испытанный страной шок 29 июня 1941 года была принята Директива Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей, в которой со всей определенностью говорилось об опасности, нависшей над нашей страной, и намечался ряд первоочередных задач по перестройке хозяйства на военный лад. Для мобилизации всех сил и средств страны на борьбу с немецко-фашистским агрессором требовалось создать новые органы государственного управления. Такая форма организации власти в военных условиях была найдена в лице Государственного Комитета Обороны, созданного 30 июня 1941 года под председательством И.В.Сталина. В него вошли также В.М.Молотов, Л.П.Берия, К.Е.Ворошилов, Г.М.Маленков. В руках ГКО была сосредоточена вся полнота власти в государстве: все граждане, партийные и советские, комсомольские и военные органы обязаны были беспрекословно выполнять решения и распоряжения Государственного Комитета Обороны.
3 июля 1941 года по радио, наконец, выступил с обращением к советскому народу пришедший в себя И.В.Сталин. Выступление было беспрецедентным и по искренности и по необычности самого тона разговора, резко контрастирующего с предыдущими победными реляциями. Признавался факт смертельной опасности для государства, а сам выступающий только подчеркнул степень тяжести сложившегося положения: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои! …Прежде всего, необходимо, чтобы наши люди, советские люди, поняли всю глубину опасности, которая угрожает нашей стране, и отрешились от благодушия, от беспечности, от настроений мирного строительства, вполне понятных в довоенное время, но пагубных в настоящее время, когда война коренным образом изменила положение. Враг жесток и неумолим. Он ставит своей целью захват наших земель, политых нашим потом, захват нашего хлеба и нашей нефти, добытых нашим трудом». 
Начиналась по-настоящему Великая Отечественная война нашего народа – война за право на жизнь и само существование.