Внешнеполитическая «многовекторность» и политический реализм 09.01.2020 17:25Визит госсекретаря США Помпео в Минск отложен на неопределенный срок, как, собственно, и всё его, не без антироссийского «подтекста», турне по странам «постсоветского пространства». Было ли обострение ситуации в Ираке единственной причиной этого, или это только официальная версия и существенную роль сыграли также и другие, более глобальные факторы, нам в Белоруссии остается только догадываться.
В любом случае, произошедшее должно стать ещё одним наглядным и отрезвляющим уроком для тех, кому кажется, что белорусское направление может представлять сколько-нибудь значительный устойчивый интерес для американской внешней политики. Ведь лишний раз пришлось убедиться, что как только возникает малейшая угроза интересам США и их союзников на том же Ближнем Востоке, проблемы постсоветского пространства, даже конфликт на Украине, не говоря уже о белорусских делах, отходят, для американской дипломатии, на второй, план. Но, как говорится, нет худа без добра. То, что отдаляется, уходит в неопределенное «завтра» столь ожидаемый многими и, прежде всего, представителями антироссийской националистической оппозиции, прорыв на самом важном, американском участке «Западного фронта», и, значит, откладывается, казавшийся столь близким триумф внешнеполитической «многовекторности», во всяком случае, оставляет время для того, чтобы ещё раз подумать о приоритетах белорусской внешней политики. Подумать, кстати, о её многовекторности, и о том, как не на словах, а на деле, укрепить суверенитет белорусского государства в условиях разворачивающейся сегодня большой геополитической «игры».
О многовекторной внешней политике в Белоруссии, в последние годы приходится слышать немало и, что называется, с самых разных сторон. И неудивительно, «многовекторность» – звучное, красивое слово, как будто специально созданное для применения к чему-то большому и значительному. Проводить многовекторную политику, наверное, хорошо и правильно. Не очень хорошо только, что смысл этого красивого слова не совсем ясен. И, соответственно, не всегда понятно, что оно значит на практике, к каким политическим последствиям может привести эта «словесная красота».
Для того чтобы разобраться с этим следует, очевидно, не играть словами, а чётко уяснить смысл употребляемых понятий и то, куда они за собой ведут. Начнём с того, что вообще говоря, «вектор», – это научный термин. Он широко употребляется в сфере естественных, прежде всего, физико-математических наук. Надо сказать, что употребление естественнонаучной терминологии для описания и анализа социальных процессов, по необходимости метафорично и, само по себе, достаточно двусмысленно. Характерно, что особенно распространено оно было в советском обществоведении, когда посредством переноса в социальные науки математических, физических, биологических терминов, пытались прикрыть концептуальную несостоятельность и содержательную пустоту «передовой» марксистко-ленинской теории и её «практических рекомендаций», придать им видимость научности. Сохраняется эта традиция и в «постсоветской» социальной науке, главным образом, среди экономистов, политологов, социологов. Не чужды ей, видимо, и некоторые работники «внешнеполитического фронта».
А стоило бы всё-таки задаться вопросом: что конкретно означает понятие «многовекторная внешняя политика»? Ведь вектор – это то, что указывает направление действия силы, определенное направление движения. «Многовекторность», соответственно, означает разнонаправленность движения, – то есть приложение сил в разных направлениях, движение с неопределенным конечным пунктом. В науке такое движение называется хаотичным, ещё – «броуновским», а просто по-русски, оно называется суетой. Образно говоря, от постоянной «многовекторности», в голове – каша, сумбур получается. Закружиться может «многовекторная голова», и человек тогда ориентацию теряет, бывает, что и вообще забудет, что он и где он. И если уж переносить этот термин на социальные процессы, то, надо сказать, что «многовекторность», по сути своей, не может способствовать единству общественного, национального сознания, скорее напротив, – будет вести общество к расколу, направляя его: «по дороге одной в разные стороны», как поётся в популярной сегодня песне.
Но, скажут, может быть, к чему эти абстрактные рассуждения? Ведь ясно должно быть, что на практике, в реальной внешней политике, её многовекторность означает стремление развивать взаимовыгодные отношения, прежде всего, торговые не с какой-то одной, а с разными, вообще, – со многими странами. И действительно, подобная направленность внешней политики вполне понятна и её можно только приветствовать. Не совсем ясно другое: зачем её называть «многовекторной», для чего нужна такая хитроумная словесная конструкция? Хорошо известно, что все страны мира без исключения стремятся к взаимовыгодному сотрудничеству и торговле со всеми другими странами. Но как-то не приходилось слышать, чтобы в какой-то стране это называлось «многовекторностью» и само по себе считалось достижением внешней политики.
Это одна сторона дела. Другая, и так же хорошо известная, заключается в том, что все страны мира, опять же без исключения, стремятся заключать союзы. Причём союзы не «со всеми подряд», не «с кем получится», а союзы действительно объективно обусловленные: с соседями, с близкими исторически и культурно странами, с теми, с кем сложились прочные и взаимовыгодные хозяйственные связи. С теми, в конце концов, кто может помочь в трудную минуту. Именно в умении заключать такие стратегические союзы и состоит, прежде всего, искусство дипломатии. Неслучайно, истории до сего дня неизвестны примеры, когда государство при проведении внешней политики практиковало бы что-то вроде «многовекторности», пытаясь дружить со всеми одновременно. Ясно ведь, что у того, кто пытается дружить со всеми, не получится подружиться ни с кем, и такой «гипердружелюбный» субъект в итоге окажется в одиночестве, будет прозябать «на обочине» мировой политики. А сегодня, в 21веке, заключение союзов есть, ещё более настоятельная необходимость, чем в 19 и 20. Сегодня не быть в союзе, значит, по существу, не быть субъектом политики. Таковы реалии современного мира, современной цивилизации, её глобальных коммуникаций, глобальной политики и экономики, интернациональной культуры. Закономерно, что в Европе мы не найдём ни одной «многовекторной» страны, напротив, – практически все государства чётко определили ведущий вектор своей внешней политики. В Азии так же все более-менее успешные страны: Япония, Восточно-Азиатские «драконы», Аравийские государства проводят отнюдь не многовекторную внешнюю политику.
Есть, к сожалению, и другие примеры. От «многовекторности», в недавнее время «разрывалась» Украина. «Разрывалась», пока не разорвалась, натурально, без кавычек. Разорвалась по-живому, по людям, болезненно, с кровью и конца этому «разрыву» не видно. В соседней с Украиной Молдове, имевшая место неопределенность главного внешнеполитического вектора, также не способствовала, очевидно, внутриполитической стабильности и интеграции молдавского государства. Конечно, при желании, можно сказать, что многие, даже большинство стран Азии, Африки и Латинской Америки тоже проводят многовекторную внешнюю политику и не имеют ни с кем союзнических отношений. На этот счёт следует заметить, что тот, кто хочет иметь реальных союзников должен и сам быть реальным союзником, то есть представлять какой-то интерес для других и быть способным к выполнению союзнических обязательств. Союз с односторонней выгодой, дружба без обязательств, не есть союз и дружба, и, очевидно, никому не нужны. Так, Гондурас, к примеру, может и хотел бы заключить тесный всеобъемлющий союз с теми же США, но у последних вряд ли есть сколько-нибудь существенный интерес к такому союзу.
Для нас в Белоруссии принципиально важно не забывать, что многовекторная внешняя политика, если она хочет оставаться в рамках политического реализма, а не витать в розовых облаках маниловщины, может осуществляться только на базе чёткого и безусловного определения внешнеполитических приоритетов. В реальной политике, многовекторность не освобождает от необходимости выбора приоритетного направления внешнеполитического взаимодействия и возможна только в качестве его дополнения. Это хорошо видно на примере внешнеэкономических связей. Так, безусловно, надо стремиться выйти с белорусской продукцией на рынки самых разных стран. Но при этом желательно отдавать отчёт в том, что «река» пресловутой белорусской «молочки», может течь только в одном направлении и, в силу хорошо известных причин, это касается, если и не всех, то подавляющего большинства белорусских товаров. И, крайне маловероятно, что в ближайшие десятилетия такое положение дел, может принципиально измениться. Надо наконец-то понять и то, что «перспективный рынок» не там, где «вообще» много денег, а там, где готовы покупать наши товары. Та же Германия, например, очень богатая страна, но немцы вряд ли будут покупать МАЗы и БЕЛАЗы в заметном количестве. То же касается и продуктов питания. Да и соседняя Польша тоже, похоже, не очень заинтересована в закупках белорусской продукции, как промышленной, так и сельскохозяйственной. То же или почти то же можно, очевидно, сказать и о любой стране Евросоюза. С другой стороны, именно и только в России и Евразийском Союзе традиционно востребована наша техника, именно россияне, может быть, как раз потому, что денег у них меньше чем у немцев или поляков, покупают пока белорусские сыры и колбасы в немалых объёмах.
Если же говорить о неевропейских, небогатых, с развивающимися рынками, странах т. н. «Дальней дуги», то нельзя, конечно, отрицать, что, скажем Судан или Зимбабве могут быть заинтересованы в приобретении какого-то количества тракторов «Беларус». Но элементарный здравый смысл, вкупе с элементарными же географическими и историческими знаниями, подсказывает, что количество это вряд ли будет достаточно значительным. Поэтому, не боясь ошибиться, можно предположить, что зимбабвийских денег, даже в соединении с суданскими, наверняка, не хватит для нормальной работы МТЗ, даже если эти зимбабвийские деньги будут выплачиваться с немецкой аккуратностью. Стоит, пожалуй, заметить и то, что экономика большинства, если не всех развивающихся стран, бывших колоний, как правило, нестабильна. И даже у бывших метрополий, – Англии, Франции, которые обладают огромным опытом разностороннего взаимодействия с независимыми ныне африканскими и азиатскими странами, далеко не всегда, получается, заключать с ними успешные для себя, взаимовыгодные торговые соглашения. А играть роль экономического донора для развивающихся стран – Республике Беларусь, очевидно, пока преждевременно.
Это если конкретно. А, вообще говоря, «Дальняя дуга», – она на то и «дальняя», чтобы без «специального анализа» понимать, что торговля с ней, дело не самое надёжное и выгодное,– прямо по пословице: «За морем телушка – полушка, да рубль перевоз». Само словосочетание «Дальняя дуга», конечно, красивое, не хуже, чем «многовекторная политика», даже романтичное, вызывающее в памяти юношеские представления об экзотических странах и далёких странствиях. Но давно ведь известно, что романтизм в политике, особенно торгово-экономической, едва ли уместен, более того, как правило, контрпродуктивен, как и игра в красивые слова, которые «сколько не произноси, во рту слаще не станет», как учит восточная присказка.
Конечно, в собственно политической сфере посчитать возможную выгоду или ущерб сложнее, чем в торговых отношениях. Но и здесь неоправданность «многовекторных» романтических ожиданий от визита Помпео вполне очевидна. Достаточно задаться вопросом, – какой реальный, осязаемый результат может дать этот визит, и, скажем, последующее прибытие американского посла в Минск? Что, США станут закупать наши трактора или машины, продавать Белоруссии нефть и газ по льготной цене? Мягко говоря, маловероятно. Зато вероятно и весьма, что в американском посольстве будут оппозицию привечать, «печенюшки» ей раздавать и, конечно, власти белорусские понемногу демократии учить. Но власти наши, как известно, в поучениях не нуждаются. И, в этой связи, необходимо заметить, что политический романтизм для молодых независимых государств, может быть и извинителен, но только в том случае, если при решении принципиальных вопросов он уступает место политическому реализму. А белорусско-американские отношения и белорусская внешняя политика в целом, надо полагать именно такой случай. Ведь сильной стороной белорусского руководства, как известно, всегда было умение находить решения сложнейших политических проблем именно в русле политического реализма, опираясь на определенные самой жизнью приоритеты белорусской государственности и коренные интересы белорусского народа.
Сергей Ванин, политолог
Комментарии
Комментариев пока нет
