Олег Прудников: Общность имён и символов – общность судьбы

Олег Прудников: Общность имён и символов – общность судьбы 22.09.2015 17:03

«Беларусь и Россия», Белорусские и великорусские области, «русаки», белорусы… Эти понятия, как правило, связываются воедино в сознании абсолютного большинства патриотов и уроженцев исконного исторического пространства Русского мира. Ничто так тесно не единило родственные племена и народы, как их собственные имена, или прозванья, которые использовали и они сами, и окружающие их государства. И потому из разных русских народностей, получивших развитие от единого корня, ближе всего друг к другу, подобно едва различимым сёстрам, оказались две неразлучных Руси – Белая и Великая. Их очень близкое, далеко не «двоюродное» родство следует понимать не только в смысле особенной схожести чисто бытовых, языковых и религиозных устоев. На протяжении веков как западную, так и восточную Русь объединяло даже общее имя. Появившись ещё до политического разделения земель, оно передавалось впоследствии от одной «сестры» ко второй, будто символ духовного наследия общей, единой Родины.

До сих пор никому не удалось доказать, отчего термин «Белая Русь», ставший синонимом чистоты, благонравия и независимости, закрепился когда-то за частью природного ареала наших предков. Несколько теоретических положений, а точнее – псевдонаучных предположений кочуют из года в год по страницам образовательных изданий да надуманных сочинений апологетов «независимого» историко-культурного развития белорусского этноса. Они касаются нехитрых рассуждений про белый цвет «свободы от монгольских завоевателей», а то и про светлые волосы или белые одежды белорусов. Правда, при этом зачем-то явно забывается о крепостном состоянии населения Западной Руси, которым вместо монгольского ига его «одарили» литовские и затем уже польские захватчики. Иногда – и это не шутка! – своеобразие «территории древнебелорусских княжеств» умудряются подчеркнуть наличием такой европейской «редкости», как многочисленные берёзовые рощи. В действительности история наименования русских земель, конечно же, выглядит по-иному.

Произведения западных картографов XV – XVIII веков изобилуют упоминаниями о Белой Руси. Однако относятся данные изображения не к очертаниям хорошо знакомых пределов нынешней Белорусской республики, а к землям бурно разраставшегося в то время Владимиро-Московского государства. Обе сохранившиеся географические карты 1459 года, карта мира венецианского монаха из Мурано брата Мавро и карта Средней Европы, составленная популярным энциклопедистом, философом и церковным деятелем кардиналом Николаем Кузанским, указывают на обширные области восточнее Днепра, распростёртые между Белым морем и Волгой. Они называют их „Russia Alba sive Moscovia“, то есть Московия – Белая Россия. Западноевропейская карта 1507 года тоже показывает столицей Белой Руси Москву. Искусно выделанная на медном листе карта Европы 1591 года говорит нам о существовании Белой Руси, независимой от Литвы или Польши, Великого княжества Московского. Характерно, что Русское царство, а также провозглашённая в Петербурге Всероссийская империя вплоть до царствования Елизаветы Петровны оставались для «просвещённой Европы» чуждым и непонятным белым миром. Так определяли Российское государство знаменитый голландский картограф Питер Шенк в атласе 1700 года и Жак Шике на карте 1719 года. В последний раз «Белая Россия», „la Russie Blanche“, появилась на карте в 1748 году во французском атласе Жиля де Вогонди.

Кроме памятников политической географии, история зафиксировала для нас живое слово. Летописи, документы из официальной международной переписки, литературная публицистика, политические хроники и частные записи пестрят свидетельствами о том, как называли Великую Русь влиятельные иностранцы и замечательные соотечественники. Ростовская летопись эпохи колонизованной князьями и монастырями Восточной Руси XII века, принизившей значимость Киевского престола, изначально наименовала будущее ядро русского государства – ростово-суздальские уделы – белыми землями.

Пролетали десятилетия, сменялись целые вехи русской государственной жизни, но традиция имени не пресекалась. Вскоре после поражения тевтонских крестоносцев под Грюнвальдом, в 1413 году глава немецко-латинских рыцарей извещал короля Чехии Вацлава Люксембургского о новостях, полученных им из Ливонского ландмейстерства ордена. Литовскому князю Витовту удалось заключить союз с Новгородом, Псковом и Москвой. Комментируя столь неприятное для папских вассалов сообщение, великий магистр делал неутешительный вывод: «Придётся иметь дело с Белой Русью».

Хочется обратить отдельное внимание на примечательную подробность. В упомянутый период чудовищных феодальных смут чешский король, преданный местным дворянством, не был способен договориться с родными братьями, сидевшими на шатких тронах Венгрии и Германии. Права этих владык открыто ограничивались интригами и требованиями «сословных чинов». Тем не менее, коронованные охотники Запада соревновались между собой в смертельной погоне за новыми титулами. Одурманенные распрями, венценосцы раздробленной и закрепощённой саксонскими семьями Европы не прекращали хищно смотреть в сторону вожделенной Белой страны, где оставались не закабалёнными массы свободного крестьянства, необозримые просторы и богатые княжеские города.

Сомнения по поводу обозначения Великой Руси иностранцами отпадают, если знакомиться с материалами дипломатических архивов того же XV-го столетия. Известно, как в 1475 году политический агент Венеции А. Контарини упоминал в депеше про посла своей влиятельной республики при дворе «Великого князя Московского, государя Белой России». Его последующая запись, сделанная в ходе долгого путешествия, говорит: «26 сентября 1476 года мы… вступили в город Москву, принадлежащий Великому князю Иоанну, властителю Великой Белой Руси». Остаётся бесспорным и дополнительный факт – Иван III лично подписывал грамоты, называя себя «Великим князем Белой Руси». По описанию Карамзина, именно такая подпись была поставлена в январе 1472 года под кратким текстом послания с «золотою печатию», которое доставили в Рим с целью решения вопроса о свадьбе российского самодержца и наследницы византийских императоров Софьей Палеолог.

Преемство белого имени территорий не столько западной, сколько пока ещё восточной Руси, должно быть, обеспечивалось литературной традицией. По крайней мере, письменный документ времён рождения самостоятельной Русской церкви и Московского государства – «Повесть об осьмом Флорентийском соборе» суздальского священника Симеона – доносит до нас от 1440 года весьма привычное определение великорусской державы. В годы правления отца Ивана III-го, Василия Васильевича Тёмного, область первопрестольного города Владимира вошла в московский наследственный удел. Одновременно, при полной взаимосвязи происходивших церковных и политических событий, в России решилась судьба православия и, как говорили тогда, вселенского царства. С одной стороны, Василий II отверг униатские положения западнического Флорентийского собора. Русское православие сделалось оплотом «греческой веры». С другой – показанный Симеоном Суздальским «истинно православный великий князь» практически положил конец спорам и сомнениям, кому из европейских династических правителей суждено стать восприемником сакральной константинопольской монархии. Поэтому когда, согласно «Повести», «пришедшу… из собора от папы Римского Евгения на Москву» посланцы-еретики «изо фрязской земли», автор заранее назвал московского государя-объединителя «белым царём всеа Руси».

Имя Белой Руси передалось современной Белоруссии примерно на грани XVI – XVII веков. В литовских хрониках и письмах дворцовых московских приказов появляются выражения типа «литовские белорусцы», «белорусский поп», или «Белая Русь», которая находится теперь, по словам М. Стрыйковского, «около Киева, Мозыря, Мстиславля, Витебска, Орши, Полоцка, Смоленска и земли Северской…».

Общность исторических имён у родственных русских земель дополняется естественной общностью знаковых символов. Невозможно серьёзно оспаривать единство календарных понятий и праздников, повсеместно служивших людям на Руси князя-воина Святослава или Владимира Мономаха. В незапамятном «Полтеске», в «Менеске» и «Смоленеске», так же, как и в лесных сёлах, отстроенных поблизости первых бревенчатых детинцев Мурома, Ростова и Суздаля, отсчитывались в славяно-русском месяцеслове «жнивень», «рюень», «студень», «снежень». Везде одинаково загорались летние купальские костры, водились «коловоды», прославлялось «ярило». Белая и Великая Русь, как и остальные русские земли, издревле были наречены «синеокими», и никто уже не сможет отнять у них этот общий ласковый образ. Но главным символом культурной общности наших земель и сегодня являются образы белокаменных храмов во имя Софии – Премудрости Божией. Конечно же, мы говорим о «Большом Софийском Триглаве», о соборах Святой Софии, воздвигнутых в Киеве, Новгороде и Полоцке в середине XI века.

Более полутысячи лет – ни до, ни после создания этих соборов – на Руси не возводились настолько монументальные храмы. Не поддаётся никакому короткому описанию, насколько важным станет в ближайшие годы восстановление в Витебске полоцкой Софии, архитектурного символа духовного единения белорусов и россиян в их прошлом и настоящем. Только своим внешним видом великие Софийские соборы выражали принадлежность к единой цивилизации. И вот, один из «краеугольных камней» древнерусского церковного зодчества, полоцкая София, вновь обретёт подлинный облик! Идея воссоздания первейшего по значимости православного белорусского храма, как таковая, доказывает неизбежность консолидации стран и народов Русского мира, прежде всего, Белоруссии и России. Помнится, в детстве я и сам часто слышал на Псковщине: «До Витебска от Невля и Усвят рукой подать…». И знал, что Полоцк – наша история. Видимо, не случайна и роль древнего Витебска в реализации этого патриотического проекта. Нельзя забывать, что духовный символ и историческая покровительница многих белорусских селений, святая София Слуцкая, тоже имеет прямое, в буквальном смысле кровное отношение к гостеприимному центру «Славянского базара» на Западной Двине. Завершив род Олельковичей, нисходивший от Ольгерда, она происходила по женской линии и от прямых потомков Рюрика. Среди её предков – прославленные церковью подвижники и воители Руси Александр Невский, Дмитрий Донской, а с ними последний русский князь Витебска Ярослав Васильевич и его дочь Мария Витебская.

Общие имена русских земель и объединяющие символы национальной культуры, так или иначе, являются яркими показателями неразрывности народных судеб. Примером несгибаемой борьбы за русское единство всегда будет жизненный путь, который, кажется, не прошли, а пролетели вихрем на удалых белых конях сподвижники Дмитрия Донского – участники Куликовской битвы Андрей Полоцкий и его родной брат Дмитрий Брянский. Под знамёна братьев вставали Острожские, Глинские, Рюриковичи. Они поднимали на бой тех, кто не хотел предавать западнорусские отчины под власть Кревской унии и подчиняться политике католической Польши. Андрей и Димитрий сполна послужили России: их крепких мечей боялись враги Московского князя, а русский Псков и Переяславль-Залесский добрым словом поминали их вотчинное «сиденье».

Единая дорога досталась и тем, кто прошагал её до Берлина, изведав на деле, как от начала, от Волги, ковалась Победа. В минском районе Уручье есть улица Героев 120-й Дивизии. Первый бой в сентябре 1942 года стрелки дивизии приняли под Сталинградом. В руинах стёртого огнём города обороняли «Баррикады», откуда под бомбами из цехов входили в стену огня легендарные советские танки. С армией Чуйкова солдаты врастали в песок у пылающих волн старой русской реки. Дивизия освобождала Орёл, Брянск, Костюковичи, Рогачёв, участвовала в Белорусской операции. Сражалась у Балтийского моря, через Потсдам и Бранденбург выходила к берегу Эльбы…

Итак, мы видим: общность имён и символов – это общность судьбы.