Сергей Шиптенко: Белорусский кинематограф: от революционного творчества до дегенеративного трэша

Сергей Шиптенко: Белорусский кинематограф: от революционного творчества до дегенеративного трэша 02.04.2015 08:45

Любое произведение искусства представляет не только чисто эстетический интерес, но и является выражением социальных и политических тенденций той эпохи, в которую оно создавалась. Кинематограф, важнейшее из искусств ХХ столетия, стал сегодня предметом изучения философов, политологов, социологов: за изменениями в языке кино, подъемом и упадком киноискусства видны процессы и закономерности, которые не столь очевидны в других сферах.

В этом смысле кинематограф любой страны способен сказать о состоянии общества и политической организации куда больше, нежели политическая аналитика, данные социологических опросов или исследования историков. Поэтому не случайно кинематограф всегда существовал в тисках различных видов цензуры: сегодня эта цензура часто направлена на фильмы, снятые в прошлом и способные, например, самими своими высокими художественными качествами быть безжалостным обвинителем нынешних ничтожных времён.

Белорусский кинематограф не является исключением. Созданный в СССР менее ста лет назад, он продолжает существовать в XXI веке уже в рамках «независимого белорусского государства», которое готово хвататься за соломинку любых идеологических ресурсов, способных хоть как-то обосновать суверенитет, политическую и экономическую состоятельность молодой республики.
Среди всех искусств кинематограф в ХХ веке особенно выделялся своей идеологической ангажированностью, будучи одновременно как эффективным инструментом «промывания мозгов», так и важным показателем успешности государства. Во второй половине ХХ века достижения в области кино ценились почти также высоко, как полеты в космос и научные открытия. Именно так продолжает восприниматься кинематограф и властями постсоветской Белоруссии, отдающими, впрочем, в пропаганде достижений пальму первенства различным видам спорта, не требующим высокой культуры и умственных усилий. Ярким примером являются попытки создания культов и культиков спортсменов - прямо сейчас тратятся значительные силы и средства на создание культа Дарьи Домрачевой, которую Александр Лукашенко именует «Дашкой». До этого предпринимались попытки создания культов других спортсменов, музыкантов (Владимир Мулявин) и т.д.

Однако многолетние неудачи в хоккее и футболе заставляют чиновничью «вертикаль» дополнительно искать идеологические ресурсы в классических формах демонстрации государственных достижений - от спутников и атомных станций до кинематографа и «самобытной национальной культуры мирового уровня». При этом они часто забывают, что административные меры, не приносящие результатов в спорте, тем более неприменимы в сфере культуры. Искусство требует не только финансирования, но и таких условий, как образование, городская культура, наличие творческой среды и других, зачастую непредсказуемых факторов, способствующих появлению ярких личностей и великих произведений. Единственный белорусский город, претендующий на это звание - столичный Минск, представляет собой бесформенную смесь промышленной зоны и спального района без всяких признаков городской культуры, с неустранимым духом серости и повседневности, производящими отталкивающее впечатление даже на искушенных западных туристов. Впрочем, есть и те, кто находит в этой среде некий провинциальный шарм и даже признаки динамично развивающегося мегаполиса.

Культура современной Белоруссии в ещё большей степени, чем в эпоху СССР, представляет собой провинциальное явление, отдающее унылой деревенщиной в таких своих проявлениях, как сувениры из соломки, проникнутая местечковостью и лубочным национализмом литература, уродливая архитектура и скульптура, умирающие театры и музеи. Попытки «возродить» нечто выливаются в странные кампании, ярким примером которых являются разрекламированные государственной пропагандой «слуцкие пояса» - реплики элемента выходного платья польских магнатов, считавших себя даже не славянами, а потомками скифов, и уже на этом простом основании заявлявших о праве творить с коренным русским населением всё, что заблагорассудится. Вот эту помесь невежества, плагиата и административного восторга с подачи вовремя подсуетившихся Александр Лукашенко провозгласил «национальным символом» белорусов, прировняв его к иконе и потратив миллиарды налогоплательщиков (без их не то что разрешения, но даже ведома) на строительство нового завода. Теперь в Слуцке уникальные немецкие станки из швейцарских нитей ткут очередной никому не нужный новодел. Дело дошло до разбазаривания культурного достояния белорусов узкой группкой чиновников, тихой сапой распоряжающихся культурным достоянием народа, словно собственными носовыми платками или носками: как выяснилось недавно, картины Ивана Шишкина не прочь выменять на хранящиеся в России «слуцкие пояса». И уже тайно принято некое «решение правительства Республики Беларусь», о котором широкой общественности ничего не известно. Случись нечто подобное Германии – наверняка был бы правительственный кризис, а во Франции произошла бы очередная революция.

Искусство, включая кинематограф, обычно не может существовать и развиваться в подобных условиях, даже если оно имеет немалую историю и давние традиции. Центром белорусского кинопроизводства является киностудия «Беларусьфильм», созданная в 1924 году, и демонстрирующая, на первый взгляд, несомненное наличие истории и традиций. Однако история и традиции «Беларусьфильма» принадлежат не Белоруссии как государству, а Белоруссии как составной части Советской России. Важным элементом деятельности госагитпропа экс-БССР является искажение истории с целью вырвать из контекста СССР или Российской империи значительные достижения и представить исключительно в виде результатов деятельности лишь самого «белорусского народа». Отсюда растут уши нелепых заявлений о «белорусской святой Евфросинии Полоцкой», о «белорусском первопечатнике Франциске Скорине» (успевшим потрудиться в «Питере» задолго до основания города Петром I), о том, как «белорусы в свое время Гитлера довели до самоубийства» и даже о «белорусской цивилизации». 

История белорусского кинематографа предоставляет хорошие возможности для создания очередного мифа «самобытных» культурных традиций, уходящих корнями в далёкое прошлое. Снятые на «Беларусьфильме» киноленты советской эпохи хоть и не были шедеврами мирового уровня, но демонстрировали хороший средний уровень. Многие из них и сегодня представляют художественный интерес или являются аутентичными документами, выражающими дух эпохи.

Сама история «Беларусьфильма» представляет собой подобный беспристрастный документ. Она фактически заканчивается в 1991 году, вместе с началом существования Республики Беларусь. Продолжая чисто формальное существование в постсветский период, центр белорусского кинематографа может служить концентрированным выражением того, что в действительности скрывалось в течение четверти века за громкими лозунгами возрождения государственности, культуры и независимости.
Так, в 70-80 годы прошлого века на «Беларусьфильме» ежегодно снималось 12-15 полнометражных фильмов различных жанров и тематики. Многие из них занимали высокие места в кинопрокате. Создавались исторические и военные фильмы, политические и социальные драмы, существовал и такой важный жанр, как детский фильм, который на сегодняшний день полностью исчез. Секрет успеха, как и в случае других студий республик СССР, был связан с возможностью использования ведущих советских актеров и режиссеров, подготовка которых проходила в РСФСР. Это было не национальное, а интернациональное кинопроизводство, существовавшее за счет советской школы кино, получившей международное признание еще в 20-30-е годы ХХ века. На это указывает и тот факт, что сама киностудия «Советская Беларусь», впоследствии переименованная в «Беларусьфильм», до 1939 года находилась в Ленинграде.

Помимо традиций советской школы кино был и другой важный фактор: государственное финансирование. Деньги на поддержку кино находились всегда - даже в периоды войны, разрухи, коллективизации и индустриализации. Только в первые годы (1926-1940) на «Беларусьфильме» было снято около 60 кинолент. Вполне естественно, что в более благополучные времена эта цифра кратно увеличивалась: в период с 1969 по 1983 было снято около 190 фильмов. Кинопроизводство, таким образом, является объективным показателем социальных, экономических, политических и культурных возможностей страны. В данном случае уместна аналогия между «Беларусьфильмом», который отражал возможности всей Советской России, и БССР как республикой, достигшей в период управления ею Петра Машерова (1970-е) высокого уровня развития благодаря полноценному использованию экономических, политических, социальных и культурных ресурсов всего СССР. 

Столь же объективным показателем является состояние кинематографа в современной РБ, в которой государственные пропагандисты не устают повторять лозунги о «благополучии», «процветании» и «сильном государстве». Четверть века «незалежности» (1991-2015) представляет собой более чем достаточный срок для вынесения оценки реальных достижений и провалов. За 25 лет в составе Советской России Белоруссия сумела провести индустриализацию и преодолеть последствия двух мировых войн. В истории современной Белоруссии не было войн и разрухи, хотя пропаганда и придумала «лихие девяностые» - идеологический миф, призванный хоть как-то оправдать провальную внутреннюю и внешнюю политику белорусских властей. В эти самые девяностые белорусский кинематограф еще продолжал снимать кино в рамках созданных в советское время возможностей, хотя уже с явными признаками необратимой деградации. 

Символично, что в 1997 году, киностудия «Беларусьфильм» получила статус «национальной». В это же время за ней закрепляется неофициальное ироничное название «Партизанфильм», намекающее то ли на прокрустово ложе узкой специализации, то ли на невидимый для зрителей титанический труд коллектива под мудрым руководством, то ли на что-то другое, неоценённое или недооценённое жюри кинофестивалей. Собственно «национальный» период «Беларусьфильма» можно считать периодом его заката.

Как это часто бывает, язык политики был призван представить окончательный упадок в виде нового этапа развития. К началу 2000-х можно было, выражаясь языком медицины, констатировать естественную смерть пациента, которая сопровождалась превращением киностудии в чисто техническую базу, занятую преимущественно производством проходных российских телесериалов. Не потерявшая привлекательность со времен колониализма возможность использовать дешевую рабочую силу периодически привлекает и кинематографистов из других стран, вызывая приступы пропагандистского восторга как в государственных, так и в оппозиционных СМИ по поводу «мирового признания» Белоруссии и белорусского кино.

Редкие появления представителей западных кинематографистов, особенно из Голливуда, имеют куда более неприятное для белорусов объяснение. Помимо дешевой рабочей силы, для съемок фильмов иногда требуются географически неизвестные страны, будоражащие воображение западного зрителя сочетанием европейской внешности населения с пейзажами в духе антиутопий или постапокалипсиса, которых в Белоруссии предостаточно. Поэтому именно неизвестность Белоруссии, которую можно всегда представить как некую вымышленную страну из комиксов про шпионов и сверхгероев, привлекает сюда западных режиссеров.

Подобно тому, как «сильная и процветающая Беларусь» существует от кризиса к кризису и от кредита к кредиту, занимаясь попрошайничеством по всему свету, так и белорусский кинематограф выживает только за счет доходов, получаемых от обслуживания других стран. Местных конкурентов у злоупотребляющего пресловутым административным ресурсом и подпитываемого деньгами налогоплательщиков (без их согласия) монстра нет. Любительскую и не очень самодеятельность (в т.ч. за счёт западных заказчиков альтернативного пропагандистского продукта) можно учесть, но не счесть конкурентоспособной.

Когда индийский Болливуд обратил внимание на Белоруссию, чиновники Минкультуры едва ли не чепчики в воздух бросали. Однако даже индусы не нашли «точек соприкосновения» с, казалось бы, «европейской» киностудией. Что касается белорусского зрителя, то весь постсоветский период он рублём голосовал против продукта местного производителя. «Белорусский павильон» на Канском кинофестивале, вероятно, отражает чей-то садомазохистский комплекс.

Редкие фильмы, которые создаются при государственной поддержке на «Беларусьфильме», представляют собой, в лучшем случае, забавные образцы низкопробной пропаганды под видом исторического фильма. Желание «освоить» бюджетные средства через «отмазки» в форме экранизаций «нетленок» местного графомана понятны, но так ведь не может продолжаться бесконечно долго. Жалкие потуги бывшего актёра провинциальных театров, заплывшего жиром в чиновничьем кресле, сыграть даже небольшую роль в типа национально значимом проекте, дают прямо противоположный эффект: в кинотеатры добровольно-принудительно загоняют толпы школьников, которые затем откровенно гнобят в социальных сетях создателей жалких местечковых «киношедевров». Трудно назвать хотя бы один коммерчески успешный проект, который был бы реализован самостоятельно «Беларусьфильмом». 

По художественным качествам такую продукцию можно было бы квалифицировать как разновидность жанра «трэш». В западном кино, однако, трэш-фильмы часто снимались талантливыми режиссерами из-за нехватки денег. В случае белорусских фильмов даже наличие финансирования даёт всё тот же печальный результат. И в данном случае прослеживается закономерность, характерная для всей деятельности властей РБ. Десятки миллиардов долларов дотаций, полученные Белоруссией от России за последние двадцать лет, были так хорошо «инвестированы», что привели к развалу финансовой системы, промышленного производства, сельского хозяйства, науки, образования и медицины. К этому списку можно смело добавить кинематограф, литературу и культуру в целом. 

Несостоявшийся белорусский кинематограф символизирует несостоятельность всего проекта независимого белорусского государства, которое в реальности быстро превращается в ту самую управляемую «большим братом» вымышленную страну из голливудских фильмов, которая существует неизвестно где, неизвестно когда и неизвестно зачем.