Сергей Шиптенко: Чему учат в белорусской школе?

Сергей Шиптенко: Чему учат в белорусской школе? 25.10.2015 10:44

Сергей Шиптенко: Чему учат в белорусской школе?

В начале нового тысячелетия сложилась особая ситуация, характеризующаяся тем, что каждое новое поколение живет в мире, принципиально отличном от мира родителей. 

Передача опыта, традиций и ценностей, которая еще во второй половине ХХ в. осуществлялась через различные каналы и социальные институты, сегодня становится проблематичной или невыполнимой. Несостоятельность в передаче опыта проявляет даже семья, где чаще всего родители и дети уже не в состоянии найти общий язык. В этих условиях образование, которое с трудом справляется с напором современности, остается одним из последних способов поддержания непрерывности культурного опыта, без которой деградация общества становится неизбежной. Несмотря на это, в последние два десятилетия белорусское образование стало полигоном для бессмысленных экспериментов, которые уже дали ощутимые плоды. 

В отличие от постсоветских «молодых демократий», на Западе классические формы образования остаются эталоном и являются предельно консервативными. Достаточно взглянуть на такие ведущие университеты, как Оксфорд, Кембридж или Гарвард, сохраняющие свой престиж за счет следования традиционным программам обучения, которые и составляют секрет их долголетия. В СССР также некогда сложилась построенная на классических принципах система всеобщего образования, которая, будучи не столь сильной как западная на уровне высших учебных заведений, превосходила её на уровне средней школы, обеспечивавшей доступное для всех систематическое образование. Это объяснялось установкой советской идеологии на обеспечение высокого уровня среднего образования без элитарности и избирательности, присущей западным формам школьного образования. 

В Великобритании, США и странах Западной Европы между частными и общественными школами всегда существовал резкий контраст, подчеркивающий неравенство возможностей богатых и бедных. Типичным примером являются старейшие элитарные средние школы Великобритании, некоторые из которых ведут свою историю со времён средневековья и претендуют на сохранение целостного классического образования: Итон, Хэрроу, Чартерхаус, Вестминстер, Рэгби, Винчестер. Основными в таких школах являются предметы гуманитарного цикла, направленные на формирование личности, высокой культуры, самостоятельного мышления, интеллектуальных и волевых качеств: языки, включая латынь и древнегреческий, литература, история, политические науки, искусство и религиоведение. Элитарная частная школа гарантирует поступление в ведущие университеты с последующим получением престижной работы и высокого социального статуса. Таким образом, гуманитарные предметы являются основой подлинного образования, создающие, в том числе культурный контекст для изучения математики, физики и других точных наук. 

В Белоруссии, однако, гуманитарные предметы имеют предельно низкий статус на всех ступенях образования, выполняя зачастую функции заполнения программы и поддержания формального статуса «университета» или «академии». За последние два десятилетия единственной почитаемой в Белоруссии «гуманитарной наукой», в духе провинциальных представлений, стала некая таинственная «наука управления», лишенная осмысленного содержания и служащая для заманивания абитуриентов перспективой попадания на теплые номенклатурные должности. «Управленческое» образование создаёт иллюзию возможности вхождения в элиту без особых усилий, которые в классической системе образования требовались при изучении принципиальных для формирования личности гуманитарных наук. Такой же подменой настоящего образования являются разнообразные кружки и клубы «лидерства», в изобилии существующие уже на уровне средней школы. 

Помимо немногочисленных элитарных частных школ, на Западе преобладают массовые школы, зачастую дающий весьма низкий уровень образования. Это объясняется тем, что для западного школьного образования, сложившегося в эпоху капитализма, характерна так называемая «система двух коридоров», означающая существование двух разных типов школ, первый из которых предназначен для будущей элиты, а второй – для будущих масс, которыми элита должна управлять. Советская школа, предлагавшая средний вариант, хотя и не давала изысканного элитарного образования, сумела в то же время избежать массового тиражирования тупого ограниченного потребителя, жизненные цели которого сводятся лишь к тому, чтобы «найти работу» любого содержания с приличной зарплатой. Важным моментом было и то, что советское школьное образование обеспечивало передачу общих ценностей для различных поколений и преемственность между различными ступенями образования. Старшие классы давали подготовку для поступления в вузы, программа обучения в которых надстраивалась над знаниями, полученными в школе. 

Именно школьное образование советского типа могло послужить отправной точкой для развития белорусского образования в том случае, если бы его удалось сохранить. Однако неисчислимое количество «реформ» за последние 20 лет подтолкнули белорусскую школу к варианту «второго коридора», который продуцирует люмпенизированного потребителя, пополняющего ряды офисного планктона, торговых точек, «сферы услуг». Показателен характер самих этих реформ по принципу «шаг вперед, два шага назад»: школьное образование перешло сначала на одиннадцатилетнее, затем двенадцатилетнее обучение, а в 2009 г. было принято решение вновь вернуться к одиннадцатилетнему образованию. С 2002 г. была введена бесполезная и бессмысленная 10-ти бальная система оценки знаний, которая в лучшем случае функционирует как старая пятибалльная, создавая лишь дополнительные трудности как для учителей, для и для учеников. Подобные реформы, которые нельзя назвать иначе, как имитацией новаций с разрушительными последствиями, сопровождались ростом бумагооборота и бюрократизации с сопутствующими схемами «распила» бюджетных средств. Возросшая бумажная нагрузка на педагогов привела к дальнейшему снижению качества обучения. Кроме того, низкие зарплаты и унизительные условия работы способствовали резкому падению престижа учительской профессии, которая сегодня вызывает презрение даже у самих учащихся школ. Педагогические специальности белорусских вузов являются самыми невостребованными и привлекают лишь тех, кому просто нужен диплом о высшем образовании. 

Школьная программа больше всего пострадала от идеологических новаций, отразивших ренессанс дремучего национализма, выглядящего особенно неуместным в условиях глобализации. На фоне интеграционных проектов с Россией, начиная от Союзного государства и заканчивая Евразийским экономическим союзом, в школьную программу по идеологическим соображениям внедрили неимоверное количество часов по «беларускай мове», белорусской литературе и белорусской истории. На сегодняшний день литературный белорусский язык, искусственно созданный большевиками (на основе диалекта, максимально отдалённого от литературного русского языка) с целью реализации либеральной идеи самоопределения наций, является мёртвым и не используется большинством населения ни в повседневном общении, ни на работе (за редким исключением). Как продукт неудачного эксперимента советской коммунистической идеологии «самая мелагучная мова у свеце» должна была исчезнуть вместе с ней, а языковая ситуация вернуться на век назад, когда живые западнорусские говоры были интересны не только академику Евфимию Карскому. На обыденном уровне так и случилось. 

В Белоруссии подавляющее большинство говорит по-русски, и это является показателем наличия элементарной культуры и образования, тогда как вульгаризированный вариант белорусского языка, так называемая «трасянка», рассматривается как признак необразованности и низкой культуры, характерной для «колхозников». Тем не менее, школьная программа навязывает белорусский язык в немалом объеме: 1 час в неделю в 1-ом классе, 2 часа в неделю во 2-4-х классах, 3 часа в неделю в 5-6-х классах, 2 часа в 7-9-х классах, 1 час в первом семестре и 2 часа во втором семестре 10-го класса и вновь 2 часа в 11-ом классе. Больше часов только у русского языка, но лишь потому, что без его изучения выпускникам вообще грозила бы полная безграмотность. Несмотря на это, в сентябре 2014 года Александр Лукашенко предложил увеличить количество часов белорусского языка в школах. Со 2-го по 11-й классы изучается белорусская литература, которая вообще заслуживает статуса факультатива из-за предельно низкого художественного уровня произведений белорусских «классиков». Мировая литература не изучается вовсе, но, к счастью, в школьной программе есть русская литература, мировой уровень которой невозможно оспаривать. 

В попытках создать новую идентичность белорусов дело доходит до абсурда. В настоящее время на филологическом факультете Белгосуниверситета на полном серьёзе обсуждают доклады XII Международной научной конференции «Славянские литературы в контексте мировой», посвященной 750-летию со дня рождения Данте Алигьери и 85-летию со дня рождения создателя русофобских мифов локального масштаба Владимира Короткевича (видимо, из серии «Эно Рауд и Вильям Шекспир», «Тацит и Ион Чобану», «Берды Кербабаев и Омар Хайям»). Летом в Могилёве с одобрения властей постсоветской республики местные чиновники надругались над памятником Пушкину, удалив с постамента строки из произведения классика мировой литературы под одобрение местечковых кавалеров медали Пушкина. В одной из минских школ (тема отдельной публикации) учительница русского языка учит детей «новым правилам» переноса слов (например, согласных с мягким знаком), причём в её защиту выступает не только директор школы, но и деканат Белгоспедуниверситета (известного также как «панцеринститут»). В прошлом году на принуждение ведущих российских СМИ к нормам pidgin был брошен бобруйский риелтор.  

Другим важным блоком, который составляющим принципиальную основу гуманитарного образования, является история, преподаваемая в школе под названием «Всемирная история. История Беларуси». Такое совмещение, по-видимому, призвано придать значимость белорусской истории как части мировой. Но это тщетная попытка, так как история Белоруссии, подобно, например, истории Молдавии или Таджикистана, связана с важнейшими историческими событиями мирового масштаба лишь косвенным и вторичным образом и чаще всего через историю России. Историческая наука в Белоруссии деградировала до уровня краеведения, причём с явным ревизионистким уклоном и русофобским оттенком, а преподавание её страдает преувеличением значения местных событий до континентальных и глобальных масштабов. 

Изучение мировой истории даже в общих чертах требует серьёзных усилий, которые не всегда под силу взрослому, а уж тем более детскому сознанию с теми кадрами, которые в приличных западных школах на пушечный выстрел не были бы подпущены к детям. Тем не менее, винегрет из мировой и белорусской истории словно создан для того, чтобы сделать эту задачу в принципе невыполнимой. Так, например, в русле искусственно насаждаемой сегодня в Белоруссии националистической истерии возвеличивания литовско-польского рода магнатов Радзивиллов как «белорусского дворянства», важнейшие события мировой истории ставятся в один ряд с жизнеописаниями всяких «сироток», «коханок» и других феодальных самодуров местной закваски. В результате выпускники школ не знают ни мировой, ни белорусской истории, не ориентируясь даже в общих хронологических рамках античности, средневековья и Нового времени. Подобное изложение истории как набора бессвязных фактов рождает, в итоге, равнодушие и пренебрежение к прошлому как к чему-то, что не связано с сегодняшним днём и современными проблемами. 

История соответствует такой важнейшей способности сознания как память, образующей устойчивый центр личности и представляющей собой отправную точку для ориентации в мире. Отсутствие исторической перспективы порождает примитивное сознание, придающее значение только сиюминутным событиям и материальным вещам. Согласно новому идеологическому заказу, курс белорусской истории выстроен в духе националистических фантазий как история «угнетения» и «притеснения» белорусского народа, которому, естественно, была уготована другая судьба, если бы не «захватчики» и «поработители» с Запада и Востока. Одним из главных «угнетателей», как несложно догадаться, неизбежно предстаёт Россия – об этом охотно рассказывают могилёвские экскурсоводы и преподаватели минских вузов, школьные учителя и писатели. При этом история белорусских земель в составе Российской империи или СССР рассматривается как нечто отдельное. Поэтому школьная программа содержит, например, такие перлы, как «Беларусь в период войны 1812 г.». С другой стороны, ВКЛ, частью которого были белорусские земли, предстаёт чуть ли не как самостоятельное белорусское государство, вершившее судьбы Европы ещё в средневековье. На изложение периферийно-провинциальной истории ВКЛ в школьной программе отведено 35 часов - вдвое больше, чем, например, на принципиально важную для полноценного образования историю Древней Греции (17 часов). 

Утвержденная министерством образования «Концепция учебных предметов «Всемирная история. История Беларуси» по-своему трактует важнейшие цели и задачи исторического образования, которые, как оказывается, состоят не в получении знаний, а в формировании «национальной идентичности» и «национального самосознания». О практических результатах такого образования красноречиво свидетельствует украинский опыт, который также начинался с исторического ревизионизма и идеологизации истории. Грубо искаженный идеологией курс школьной истории, помимо насаждения антироссийских установок и шовинизма, ещё и предельно далёк от научных концепций, с которыми школьнику придётся столкнуться при изучении гуманитарных наук в вузе или при самостоятельном чтении фундаментальных исследований. 

Возвеличивая малозначительные фигуры, единственным достоинством которых является «белорусскость», школьная программа глубоко внедряет в сознание ложную систему ориентиров и ценностей, не позволяющую адекватно оценивать значение исторических событий, идей, литературных произведений и научных достижений. В абсурдной мешанине, порождаемой современной белорусской школой, Янка Купала ставится на одну доску с Пушкиным и Шекспиром, Франциск Скорина – с Аристотелем, а Гедимин – с Александром Македонским. В результате бывший школьник, попадая в вуз, оказывается не в состоянии совместить школьные знания (если они вообще есть) с общепринятыми представлениями о всемирной истории, философии, литературе. На службе идеологии  школа постсоветской республики превращается в театр абсурда, в котором все поставлено с ног на голову: вместо передачи знаний и опыта изучают язык, на котором никто не говорит, читают литературу, не имеющую художественной ценности, и учат выдуманную историю, формирующую иллюзорное «национальное самосознание».