Сергей Шиптенко: Что символизируют новые «белорусские» деньги?

Сергей Шиптенко: Что символизируют новые «белорусские» деньги?

В начале ноября власти Белоруссии объявили о проведении в июле 2016 г. деноминации, которая должна сопровождаться полной заменой нынешних дензнаков постсоветской республики и введением новых. Эта новость, на первый взгляд, касается лишь экономического состояния Белоруссии и связывается с тщетными попытками обуздания гиперинфляции, которая многие годы демонстрировала самые высокие темпы на евразийском континенте.

Однако деньги, помимо экономических функций, с момента своего возникновения выступали ещё и как важнейший политический символ, отражавший, в том числе, религиозные и культурные традиции. Не случайно символы и знаки, изображенные на древних монетах, могут сообщить очень многое о той стране или цивилизации, в которых они были созданы – начиная от политического устройства и заканчивая культурными ценностями. Зачастую сложная символика денег традиционных обществ скрывала за собой гораздо больше, чем мог увидеть обычный человек, и представляла целые доктрины метафизического характера.

В современном мире ярким примером является доллар США, насыщенный масонской символикой, высоко ценимой отцами-основателями. Но для обыденного сознания символизм денег несёт в себе, прежде всего, политический и культурный смысл, отражая традиции и принципы государственности. Бросается в глаза очевидный факт упрощения и примитивизации символизма денег в течение последних ста лет, отражающий, среди прочего, плачевное состояние государственной идеи в большинстве новых стран, возникших в результате революций и войн ХХ века. Благородные символы древней геральдики повсеместно заменили унылыми знаками современной либеральной религии, идолами которой являются «нация», «демократия», «прогресс» и «права человека». Кроме того, очевидно стремление к подражательству и унификации, связанное в последние годы с желанием стран третьего мира создать деньги, которые хотя бы внешне выглядели бы «по-европейски».

Одержимость извращенно понятой «европейскостью», смысл которой удивил бы многих жителей самой Европы, характерна для отделившихся от России стран бывшего СССР, которые, не имея своих собственных реальных традиций государственности, ищут пример для подражания где-то на Западе. При этом соседняя Россия с масштабными политическими и культурными традициями принципиально не рассматривается в качестве примера для подражания новоиспеченными лимитрофными образованиями, которые явно страдают от гипертрофированного самомнения, призванного компенсировать комплекс провинциальной неполноценности. Скрытая или явная русофобия является основной чертой идеологических исканий в лимитрофиях бывшего СССР, включая Белоруссию. Поэтому идеалом во всех областях стала «европейскость», которая, конечно же, не связана с подражанием высоким интеллектуальным и политическим традициям «старой Европы», а представляет собой собрание внешних гламурных атрибутов, группирующихся вокруг потребительских мифов «благосостояния» и туманного образа демократии, насыщенного давно заплесневевшими либеральными идеями в духе XVIII века.

«Европейскость» в Белоруссии является продаваемым брендом в самых различных формах, начиная от «Европейского» гуманитарного университета, в котором не больше европейского, чем в Минском тракторном заводе, и заканчивая сетью продуктовых магазинов «Евроопт», имитирующим товарное изобилие «развитых стран». Не случайно русофобы в Белоруссии скандируют лозунг «Беларусь в Европу», демонстрируя этим не только незнание школьного курса географии, но и выказывая презрение к белорусам как к недоевропейцам. Не случайно представители белорусской «элиты» под Европой понимают исключительно Евросоюз, используют терминологию польского «прометеизма», называя Россию не иначе, как "Восток". Не удивительно, что и новые дензнаки РБ похожи на евро, а не на какие-то российские рубли, чуждые «европейскому» менталитету белорусов. Внешнее сходство призвано укрепить сугубо иррациональную веру в белорусскую валюту, которая по темпам обесценивания отстала от таких стран, как Зимбабве, и обеспечить солидный запас для будущих «неожиданных» девальваций.

Средний уровень зарплат в 200-300 новых белрублей, который должен установиться после деноминации, невольно наводит на мысль о попытке создать ассоциацию с уровнем стабильных зарплат эпохи СССР. Однако для большинства такие ассоциации, скорее, связаны с зарплатами начала 90-х, которые всё ещё были советскими по количеству рублей, но на которые уже мало что можно было купить.

В глубинном политическом смысле внешнее сходство белорусского рубля с единой валютой ЕС призвано символизировать поворот на Запад и постепенный отход от сотрудничества с Россией. Примечательно, что новые деньги были заказаны не в России, а у пока неизвестной западной компании. Российский «Гознак» - компания с высокой репутацией и давними традициями, выпускает банкноты для Индии, Камбоджи, Сирии, Индонезии, Китая и ещё пяти стран мира. Тем не менее, власти Белоруссии сделали заказ в другой стране, и дело здесь не в качестве или других технических параметрах, а в русофобской установке, позволяющей получать от России только нефть и кредиты, но при этом дистанцироваться от реального сближения с Россией во всех других областях. Поэтому новые деньги, приближенные к евро по дизайну и месту производства, символизируют идеологическую установку на отсутствие связей с Россией как в прошлом, так и в будущем. Чудом уцелело лишь название «рубль», которое, видимо, лишь по прагматичным соображениям не заменили на какой-нибудь «талер» или вообще смехотворный вариант в духе названий валют среднеазиатских республик бывшего СССР.

Помимо общего дизайна новых денег, кричащего о приверженности западным ценностям, значение имеют символы   и изображения на самих банкнотах и монетах, отражающие политические и культурные традиции. Об отсутствии таких традиций некогда красноречиво свидетельствовала символика первого варианта денег РБ образца 1992-1999 гг., сразу же получивших народное имя «зайчиков» из-за изображения зайца на банкноте номиналом в один рубль и «белок» из-за изображения белки на банкноте номиналом в 50 копеек (позднее появилась трактовка «белки» как сокращения от «белорусский рубль»). В начале 90-х еще не успели придумать и тем более признать на официальном уровне «тысячелетнюю историю» белорусской государственности, хотя её наброски в духе третьесортной фантастики уже были сделаны националистами-русофобами. Именно поэтому «звериный» символизм первых белорусских денег был убогим, но честным: кроме Беловежской пущи, лесов, озёр и диких животных новая республика ничем не могла похвастаться. «Национальной идеи», на скорую руку придуманной «идеологами» из разных госструктур в начале 2000-х, ещё не было. Помимо довольно скудной белорусской фауны, на первых банкнотах были представлены наиболее заметные здания города Минска (почти все – советской постройки) и Брестская крепость, убедительно и объективно демонстрировавшие, что Белоруссия как государство была целиком создана в рамках СССР, с распадом которого дальнейшие перспективы «молодой государственности» сразу же приобрели весьма туманный характер. Однако уже на этом первом варианте белорусских денег не было русского языка, на котором повседневно разговаривает подавляющее большинство белорусов.

Во втором варианте дензнаков РБ, выпущенных в 2000 г., звериная символика целиком уступила место архитектурным изображениям, большая часть которых перекочевала со старых банкнот, но была дополнена некоторыми новыми элементами, отражавшими рост «национального самосознания» в соответствии с новыми идеологическими веяниями. О «древности» белорусской государственности должны были свидетельствовать изображения на банкнотах средневековых замков – Мирского и Несвижского – построенных польскими магнатами Радзивиллами, культ которых сегодня играет особую роль в идеологическом конструировании нерусских истоков Белоруссии. За последние несколько лет Радзивиллы из местечковых феодалов, большая часть которых не примечательна ничем, кроме зверств и самодурства, превратились в икону белорусской государственности, призванную связывать её с «европейскими» корнями. В реконструкцию связанных с Радзивиллами построек вкладываются огромные суммы. Бюджетные средства, часть из которых сформирована исключительно благодаря российской «поддержке», ушли на помпезную лубочную реставрацию заурядного по европейским меркам Мирского замка, искусственно превращённого властями РБ в едва ли не главную достопримечательность. Таким образом, второй вариант белорусских денег отразил тенденцию к ползучей белорусизации, которая сдерживалась в этот период лишь обилием российских дотаций.

Новые банкноты, которые должны войти в оборот с 2016 г., были напечатаны в 2009 г. и в силу этого не отражают в полном масштабе сегодняшние идеологические тенденции, связанные с созданием мифа об отдельной от России белорусской истории. Тем не менее, последний вариант белорусских денег содержит важные новации, несущие недвусмысленное политическое послание. Несвижский замок, перекочевавший с банкнот образца 2000 г., на новой сторублевой банкноте подписан как «замок Радзивиллов», ясно обозначив тенденцию к дальнейшей «радзивиллизации» белорусской истории. Это же свидетельствует и о том, что новым идеологически верным субъектом белорусской истории является уже не народ, а польские паны - давние враги не только России, но и всего русского. Они, видимо, призваны ассоциироваться с нынешней политической «элитой» постсоветской «республики», мечтающей о «европейском» статусе, но так и не оправившейся от колхозных комплексов. На оборотной стороне этой же банкноты изображен сумбурный коллаж, посвящённый театру и народным праздникам, где, помимо подчеркнуто нерусских «национальных» музыкальных инструментов вроде скрипки, изображены и «слуцкие пояса» - ещё один новый символ польско-«сарматских» корней белорусской государственности, производство которых в белорусском городе Слуцке было некогда налажено, естественно, каким-то очередным Радзивиллом. На особое значение идеологической мифологии «слуцких поясов», объявленных национальным достоянием, указывает тот факт, что в Белоруссии в 2012 году было организовано производство их копий в рамках государственной (!) программы, на что без согласия белорусских налогоплательщиков были потрачены их деньги.

Кроме того, радикальным шагом является исчезновение с новых банкнот изображений зданий советской постройки, включая Брестскую крепость которые присутствовали на двух предшествующих вариантах белорусских денег. Вычеркивание символов советского прошлого призвано свести к минимуму ассоциации экс-БССР с СССР, который на международной арене всегда воспринимался как синоним России. Без советской архитектуры, которая составляет единственные интересные достопримечательности белорусских городов, символы новых денег стали ещё более плоскими и искусственными. Здание новой Национальной библиотеки, вынесенное на лицевую сторону самой крупной банкноты номиналом в пятьсот рублей и призванное символизировать достижения современной Белоруссии, по всем эстетическим параметрам проигрывает даже стандартным постройкам середины прошлого века.

Состояние архитектуры является важным критерием, по которому можно судить об уровне интеллектуального и культурного развития страны. Не случайно монументальные сооружения древнего и средневекового мира, от египетских пирамид до готических соборов, являются неоспоримым доказательством высокого уровня развития наук и искусств тех цивилизаций, которые их создавали. Безвкусные аляповатые проекты новой «белорусской» архитектуры символизируют неспособность к созиданию во всех других сферах, включая государственное строительство.

Бросается в глаза и то, что на новых банкнотах так и не появились ни «выдающиеся» представители белорусской культуры, о вселенском значении которых в иных случаях принято кричать с пеной у рта, ни государственные деятели, которые должны были бы быть, если бы «тысячелетняя государственность» реально существовала. Тщетные попытки поиска хоть каких-нибудь значительных символов «белорусской цивилизации» привели к откровенным курьёзам. Именно так можно расценить некий заурядный орнамент на новых монетах, словно скопированный со столовых салфеток, и символизирующий, по замыслу авторов, «стремление человека к счастью и свободе». Помимо чисто произвольной ассоциации древней символики с либеральными идеями «счастья» и «свободы», возникшими не ранее XVIII-XIX вв., в самом рисунке подобного орнамента, распространенного на половине Евразийского континента, конечно же, нет ничего «национального» и «белорусского». В этом же контексте можно трактовать изображение папоротника на одной из купюр – намёк на цветок папоротника, который вызывает воспоминания о котлете с таким названием времён «развитого социализма», а также о распространённой среди славян легенде, согласно которой человек, разыскавший цветок папоротника, обретёт необычайные возможности – например, находить клады. Возможно, таким образом разработчики желали подчеркнуть стремление белорусских обывателей к «халяве», что, опять же, не является «исконно белорусским». Традиционно власти постсоветской республики недолюбливают русскоязычное большинство – и на этот раз дензнаки предназначены для 5% использующих «беларускую мову», имеющую равный с русским языком статус государственного языка, что закреплено в Конституции.

В целом, символы, изображенные на новых белорусских деньгах, отражают разнообразные комплексы неполноценности руководства РБ, начиная от русофобии и заканчивая боязнью несостоявшейся государственности, которая усиленно маскируется раздуванием помпезных идеологических мифов.