Сергей Шиптенко: Ликвидация социального государства в Белоруссии: уроки для Евразии

Сергей Шиптенко: Ликвидация социального государства в Белоруссии: уроки для Евразии 09.02.2016 16:18

В статье 1 Конституции Белоруссии декларировано, что республика представляет собой «унитарное демократическое социальное правовое государство». Если очевидная неудача в реализации демократического и правового принципов давно уже почти не волнует ни население, ни сами власти республики, то идея социального государства на протяжении многих лет активно эксплуатируется официальной пропагандой. С начала 2000-х обоснование социальной ориентации государства стало существенной частью «идеологии белорусского государства», которая преподается в белорусских вузах и представляет собой нечто вроде руководства к действию для чиновников, ведущих идеологическую работу. В России и даже в среднеазиатских постсоветских республиках некоторые политики стали, умышленно или по незнанию, ссылаться на белорусский опыт как на пример для подражания. 

Успех пропагандистской рекламы белорусского «социального государства» был в немалой степени связан с тем, что в массовом сознании «социальность» ассоциировалась с эпохой советского социализма и сопутствующими ей благами. В действительности же сама концепция социального государства возникла еще в XIX в европейских странах как реакция капиталистических систем на распространение социализма. Сегодня очевидно, что различные проекты социального государства, достигшие расцвета в 40-70-е годы ХХ века, были призваны ограничить или ликвидировать влияние революционных левых идеологий путем реализации некоторых социалистических принципов в рамках капиталистических систем. Это позволяет рассматривать социальное государство как временную уступку, на которую политические элиты Запада были вынуждены пойти из-за опасения революционных потрясений и ради конкуренции с СССР и странами социалистического блока.

Начиная с 70-х годов прошлого века, вместе с кризисом левых идеологий, социальное государство и связанный с ним кейнсианский капитализм постепенно ликвидировались под давлением неолиберальных и неоконсервативных концепций, наиболее известными вариантами которых стали тэтчеризм в Англии и рейганомика в США. Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган в 80-е годы прошлого века нанесли сокрушительные удары по модели «социального капитализма», которые сопровождались экономической и политической критикой его принципов. Вместе с ликвидацией кейнсианского капитализма была отправлена на свалку создававшаяся на протяжении нескольких десятилетий модель социального государства, которая обеспечила высокий уровень жизни для всех слоев населения развитых западных стран и разрешила наиболее острые противоречия «дикого» капитализма XIX века.

Под предлогом преодоления экономического кризиса, в действительности созданного руками самих политиков и владельцев крупного капитала, неолибералы предложили меры, которые перекладывали всю тяжесть кризиса на плечи народа, а богатой верхушке предоставляли новые льготы и возможности дальнейшего обогащения. Снижение налогов, выгодное лишь крупному капиталу, требовало сокращения государственных расходов и сворачивания социальных программ. За создание благоприятных условий частному сектору и достижение хороших экономических показателей заплатили простые граждане. Демонтаж социального государства проходил под превращенным в лозунг высказыванием Рейгана: «Это преступление, когда человек, способный прокормить себя сам, живет за счет налогов своих сограждан». Только в 1982 году, например, Рейган сократил государственные расходы на питание детей на 34%, программу поставок молока школам по льготным ценам (существовавшей с 1940 года) на 78%, жилищное строительство на 35% и образование на 38%. За первые три года президентства Рейгана доходы 10% самых богатых американцев возросли на 20% процентов, а доходы 10% беднейших сократились на 20%. Рейган отменил государственный контроль над ценами на нефть и природный газ, кабельное телевидение, телефонную связь, межштатное автобусное сообщение, услуги морских грузовых перевозок. Отмена государственного регулирования, открывшая новые возможности для обогащения крупных частных компаний, коснулось также таких социально значимых сфер, как здравоохранение, образование и экология.

Аналогичные меры были предприняты в Великобритании Маргарет Тэтчер. Приватизация ранее национализированных предприятий и отраслей экономики сопровождалась деиндустриализацией. Всего за два года была уничтожена пятая часть британской промышленности. В ответ на рост безработицы, исчезновение рабочих мест и упадок промышленных городов тэтчеризм предложил масштабное сокращение социальных функций государства: урезание социальной помощи, отмену государственного регулирования квартплаты, сокращение расходов на образование, здравоохранение и жилищное строительство. Новыми двигателями экономики были объявлены сфера услуг, финансов и банковского дела, которые привели к созданию печально известной современной модели построенного на финансовых спекуляциях «казино-капитализма». Социальные последствия не заставили себя ждать: разрушение социальной структуры, ликвидация квалифицированных рабочих мест и замена их неполной занятостью или вакансиями в Макдональдсе, рост потребительского индивидидуализма, жизнь в долг, финансовая нестабильность, распространение наркомании и алкоголизма среди тех, кто потерял работу и не вписался в новую систему. Поэтому ни Рейган, ни Тэтчер и посей день не являются героями для среднего американца и англичанина, а от представителей поколения, непосредственно переживших расцвет рейганомики и тэтчеризма, при упоминании имен этих политических лидеров часто можно услышать лишь грубую брань.

Революционные социально-политические преобразования 80-х, приведшие к ликвидации социального государства и повлиявшие, в конечном счете, на все страны, были скрыты за декорациями экономических реформ и обосновывались на языке экономических теорий. Этот ход позволил завуалировать политические цели тех, кто внедрял новую неолиберальную модель и уничтожал социальное государство. И по сей день неолиберализм стремится к достижению политических целей под прикрытием экономических реформ. Искусственная изоляция экономики от политики позволяет представить любые экономические перемены как не имеющие социальных и политических последствий. Тем самым основная масса населения оказывается не в состоянии сопротивляться ухудшению своего положения, которое еще в первой половине ХХ века привело бы к забастовкам и восстаниям. Впрочем, неолиберальные реформисты позаботились и о ликвидации профсоюзов, способных оказать сопротивление возвращению «дикого» капитализма и связанных с ним форм политического управления – опять же, под экономическим предлогом. Рейган и Тэтчер представили профсоюзы как организации, преследующие лишь частные интересы, связывающие руки предпринимателям и тем самым снижающие эффективность производства.

Однако США и Великобритания не были первопроходцами в проведении неолиберальных экспериментов. Предварительное «лабораторное испытание» новых экономических теорий было проведено в Чили - стране «третьего мира», где в 1973 году к власти пришел проамериканский диктатор Аугусто Пиночет. До Пиночета социалистическое правительство Сальвадора Альенде создавало классическую модель социального государства, ликвидация которого стало одной из главных задач хунты. Чилийские экономисты - так называемые «чикагские мальчики», ученики теоретика неолиберализма Милтона Фридмана, получили от Пиночета неограниченные полномочия для проведения экономических экспериментов. Сам же диктатор устранился от вмешательства в них, так как мало что понимал в экономике и самым важным считал контроль политический с опорой на армию, спецслужбы и пропаганду.

Результаты были удивительными: чилийская экономика демонстрировала рост, все важнейшие показатели пришли в норму, а население год за годом скатывалось в безнадежную нищету. Нельзя сказать, что экономический рост чилийской экономики был поступательным и хунта могла обеспечить полную стабильность – вовсе нет. Однако после тех проблем, которые были целенаправленно созданы в Чили противниками Альенде с опорой на США, многим показалось, что «чикагские мальчики» и впрямь сотворили какое-то чудо. Впоследствии возник миф о «чилийском экономическом чуде», в котором не было упоминания ни о массовых казнях, ни о ликвидации даже намёка на права человека, ни о кризисах, сотрясавших чилийскую экономику. Этот миф столь настойчиво насаждали студентам, что возник интерес к нему, сработавший против либертаристов (либертарианцев).

После ухода Пиночета с поста президента в 1990 году в наследство от его правления и экономических экспериментов «чикагских мальчиков» остались высокий бюджетный дефицит, инфляция, безработица, низкий уровень жизни населения и деградация общества. Тем не менее, чилийский опыт оказался важным не только для США и Великобритании, но и для стран третьего мира. Тэтчер не только называла Пиночета своим другом, «принесшим в Чили демократию», но и снабжала его оружием в огромном количестве, которое позволяло, в том числе, поддерживать в стране политику «перманентного террора».

Союз диктатуры и неолиберализма стал моделью, которая применялась в различных частях планеты для разграбления ресурсов, уничтожения оппозиции, разрушения общества и беспощадной эксплуатации населения. Именно в таком виде новые экономические тенденции пришли сегодня в Белоруссию, власти которой продолжают скрывать происходящее за лозунгами социального государства и социально-ориентированной экономической модели. Целый ряд неолиберальных мер, предполагающих ликвидацию социальных функций государства, уже получил практическое воплощение. Регулярно повышаются цены на проезд в общественном транспорте, стоимость услуг ЖКХ, учреждений здравоохранения, образования, культуры. При этом заморожены зарплаты, обеспечено сокращение реальных доходов населения, резко сокращено государственное регулирование цен на социально значимые товары – хотя и ранее на обход «жэстачайшых» правил ценообразования (в т.ч. госпредприятиями) власти смотрели сквозь пальцы.

На уровне Администрации президента предлагается повысить пенсионный возраст - в том числе и женщинам, для которых ранний выход на пенсию служил компенсацией за неоплачиваемый домашний труд. Выдвинута идея сократить «декретные» отпуска, чреватая долгосрочными негативными социальными последствиями. Совмин обсуждает варианты сокращения социальных расходов – примерно на 30%.


Профсоюзы, являющиеся необходимым элементом социального государства, уже давно существуют в Белоруссии лишь в качестве учреждений, которые не только не защищают права трудящихся, но и используются как инструмент принуждения в руках администрации. Не соответствует принципам социального государства и контрактная система, открывающая неограниченные возможности для произвола нанимателей и ведущая к массовой люмпенизации населения. В условиях экономического кризиса, сопровождающегося деиндустриализацией и ростом безработицы, в белорусском «социальном» государстве не нашлось достойных форм поддержки безработных, за исключением унизительного месячного пособия в $9. Под лозунгами социально-ориентированной экономики насаждается «дикий» капитализм, в условиях которого уже фактически сформировано классовое общество с резким разделением на сверхбогатую верхушку и нищую массу.

Союзниками властей постсоветской республики в демонтаже остатков социального государства выступает Запад. Нет ничего необычного в том, что Международный валютный фонд, Всемирный банк и западные политики все охотнее сближаются с руководством Белоруссии, несмотря на его авторитарную репутацию. Как показал пример Пиночета, неолиберальные преобразования не могут проводиться в условиях демократической дискуссии, сильных профсоюзов и гражданского общества. Наоборот, требуются именно такие системы, в которых общество задавлено административным и полицейским контролем, будучи неспособно оказывать малейшее сопротивление возвращению форм «дикого» капитализма. Союз диктатуры и неолиберализма стирает границы между политикой и экономикой, позволяя использовать неолиберальные реформы для реализации политических целей по созданию общества «тонкого тоталитаризма».


Ликвидация социального государства открывает возможности для внедрения совершенно новых форм политического принуждения и контроля, которые выглядят как экономические механизмы. Забирая уверенность в завтрашнем дне и социальной поддержке, неолибералы культивируют конформистское поведение и отсутствие протестных настроений, низводя человека на уровень дополитического животного, винтика в антигуманном механизме общества, построенного на принципах рыночной конкуренции. Абсурдный, на первый взгляд, в условиях кризиса белорусский «декрет о тунеядстве» носит политический характер и призван принуждать к рабскому труду на самых невыгодных и унизительных условиях.

Отказ от социальных функций не только возрождает элементы «дикого» капитализма, но и превращает государство в откровенно паразитическую структуру, аппарат принуждения и эксплуатации в руках правящего класса. Экономическое расслоение ведет к расколу общества, напоминающее времена классовой борьбы со всеми вытекающими последствиями. Белоруссии, которая по классификации МВФ принадлежит к странам третьего мира, едва ли стоит рассчитывать на повторение сомнительных успехов тэтчеризма и рейганомики, насаждавшихся в самых богатых странах мира. Вариант, который ожидает Белоруссию в ближайшем будущем – это, в лучшем случае, путь Чили времен Пиночета и других стран третьего мира, в которых неолиберальные эксперименты оставили после себя нищету, авторитаризм, социальные, экономические и политические руины.