В апреле оппозиционные СМИ взорвались от восторга: краудфандинговая компания по сбору средств на издание полного собрания сочинений Светланы Алексиевич в Беларуси завершается с триумфальным результатом! Заголовок, например, материала на euroradio.fm гласит: «Беларусы ахвяравалі на пяцітомнік Святланы Алексіевіч у 5 разоў больш, чым трэба!» В числе главных белорусских жертвователей назван «Газпромбанк», выделивший 150 тысяч белорусских рублей из накопленных 216 тысяч.
«Газпромбанк»? Белорусы?! Если зайти на сайт данного учреждения, то несложно узнать, что 99,82% акций банка принадлежит российскому «Газпрому» – головному офису или дочерним организациям. Доля в 0,18% белорусского Министерства энергетики носит чисто символический характер.
Итак, пятитомник Алексиевич, предназначенный для распространения в Беларуси, финансируется российским «Газпромом». Я не знаю, зачем россияне приняли такое решение, и могу лишь рассматривать варианты.
Для начала немного расскажу о книгах Алексиевич, потому что заметил парадокс: о ней самой слышали все, особенно после присуждения Нобелевской премии, но практически никто не знает её произведений, разве что название «У войны не женское лицо» на слуху. Думаю, что Алексиевич – наименее популярный писатель из всех, кому в последние десятилетия присваивалась данная премия. Боб Дилан, удостоенный Нобелевки годом позже, даже не рассматривался как литератор, но хоть слова его песен известны. Высказывались прогнозы, что очередная премия достанется блогеру или какому-то сетевому графоману, а то и вообще пишущему стихи компьютеру, но Нобелевский комитет вдруг проявил оригинальность и подарил литературную премию и правда – литератору… Но вернёмся к нашей дипломированной даме.
В книге «У войны не женское лицо» самое удачное – название, оно не придумано автором, а взято из произведения Алеся Адамовича. В своё время книжка вызвала фурор, первоначально вышла в усечённом травоядном варианте, затем наступила так называемая «перестройка» и бросились печатать любую ерунду, лишь бы она была шокирующая, натуралистическая, обжигающая резким контрастом по сравнению с выхолощенными романчиками «застоя». «У войны…» тогда издали в полном объёме, существует несколько достаточно разных редакций книги.
После распада СССР Алексиевич ушла в тень, её книжки даже отдалённо не напоминали по успешности первенца, выходили в России скромными тиражами. Но литераторша не сдалась, уехала на Запад и сколотила паблисити на публичной русофобии. Так как Лукашенко в нулевые годы носил титул «последнего диктатора Европы», ныне не употребляемый, дополнительные бонусы Алексиевич заработала выпадами в его адрес.
Как известно, Нобелевка по литературе присуждалась эмигрантам или диссидентам из СССР и постсоветского пространства. Рискну предположить, что она долго считалась самой главной из-за крупного денежного наполнения, в то же время предпочтения шведских, с позволения сказать, литературоведов вызывают недоумение. Эта премия всегда носила ярко выраженный политический характер. Чего стоит, например, её присуждение Черчиллю, «победившему» в тот год Хемингуэя! Правда, великий американский писатель получил её позже, а за бортом остались Лев Толстой, Александр Куприн, Михаил Булгаков, Эрих Мария Ремарк, Сергей Есенин, Антуан де Сент-Экзюпери, Фрэнсис Скотт Фицджеральд, тогда как список награждённых пестрит фамилиями, известными, наверно, только родственникам усопших лауреатов.
Случаи с Алексиевич и Диланом опустили авторитет литературной Нобелевки ниже плинтуса. С точки зрения материального стимула она значительно проигрывает Гонкуровской и Букеру: те гарантируют переиздание книг лауреата огромными тиражами, и размер гонораров перекрывает сумму в шведских кронах. А что переиздавать у Дилана? В 1960-х годах он тиснул странную бессвязную книжку «Тарантул», её содержание Людмила Рублевская справедливо квалифицировала как «поток сознания». Какая премия, такие и лауреаты…
Вручение премии по литературе Светлане Алексиевич подогрело интерес к её книжкам. Однако такого успеха, как во времена проклятого ей СССР, когда «У войны не женское лицо» печаталось миллионными тиражами, ждать не приходилось. Сейчас, по моим наблюдениям, интерес угас практически до прежнего, донобелевского уровня, литераторша вынуждена подогревать его публичными акциями и скандальными заявлениями.
Попытка определить жанр писаний Алексиевич ни к чему не привела. Алесь Адамович пробовал, в числе прочего называл их «магнитофонной литературой». Ту же мысль высказала Татьяна Толстая, но в более резкой и нелицеприятной форме: «сырая магнитофонная запись, малообработанные, непривлекательные тексты <…>. Простая вещь, давление на слезную железу, рассказ о вещах важных, но сырых, в репортерском виде».
Я позволю себе не согласиться с Толстой, как и не могу разделить мнение ряда критиков, пытавшихся втиснуть магнитофонную литературу в привычную классификацию. По моему мнению, книги Алексиевич попадают на стык жанров – художественного (фикшн) и документально-публицистического (нон-фикшн). Репортёрством, журналистикой или документалистикой тексты Алексиевич считать не следует, потому что не соблюдаются основополагающие принципы такой работы – информативность и верифицируемость (проверяемость) написанного. Литераторша училась не только у Адамовича, но и у Солженицына, у второго – заочно. Главная слабость солженицынского «Архипелаг ГУЛАГ» заключена в указании конкретных цифр, дат, локаций, фактов, имён. Когда вскрылись архивы НКВД-КГБ, а право голоса получили практически все, включая осуждённых ГУЛАГа, стало очевидно, что «Архипелаг» – это просто собрание глупых зековских баек и взятых с потолка численных данных, преломлённых через призму ненависти к родной стране.
Алексиевич начала сбор магнитофонных интервью до «перестройки» и «гласности», но, видимо, на уровне инстинкта поняла пагубность конкретики в духе Солженицына или просто не утруждалась ей. Её байки напоминают скорее пионерлагерные: однажды в одном тёмном-претёмном городе, в тёмном-претёмном доме, в тёмной-претёмной комнате…
Иногда, правда, конкретные имена-даты проскакивают. Проверяешь и убеждаешься: связь с действительностью не просматривается. Вот, к примеру, отрывок из интервью Алексиевич с лётчицей женского истребительного авиаполка.
«Летали на истребителях. Сама высота была страшной нагрузкой для всего женского организма, иногда живот прямо в позвоночник прижимало. А девочки наши летали и сбивали асов, да ещё каких асов!»
Современные авиалайнеры летают вдвое выше, чем деревянные ястребки женского авиаполка, но живот к хребту не прижимается. Или интервьюируемая спутала высоту с динамической перегрузкой, или Алексиевич, далёкая от авиации в той же степени, как и от тематики других военных эпизодов, переставила всё с ног на голову… Но меня заинтересовал «ас».
В 1962 году был опубликован сборник очерков «В небе фронтовом». Там, в частности, упоминается воздушный бой 13 сентября 1942 года в районе Сталинграда, в котором Лилия Литвяк сбила немецкий истребитель, пилотируемый прославленным асом, кавалером Рыцарского креста из эскадры «Рихтгофен». Естественно – без фамилии. Полагаю, с этого очерка, повторившего заметку во фронтовой газете, началась независимая жизнь легенды. Ветераны 586-го женского истребительного авиаполка столько раз выступали перед общественностью, что с годами победа над тем безымянным немцем обрела силу непреложного факта. Вероятно, интервьюируемая произнесла «сбивали асов» (теперь уже – во множественном числе) вполне искренне.
Профессиональные писатели документального жанра подвергают полученные свидетельства проверке. Если желают опубликовать интервью без купюр, непременно добавляют – «факт не подтверждён». Списки и биографии немецких асов (по терминологии Люфтваффе – экспертов), награждённых Рыцарским крестом, выложены на русском языке, о Jagdgeschwader 2 «Richthofen» есть несколько книг. Несложно убедиться, что рассказ о побеждённом асе, сбитом девушками-истребителями, полностью выдуман.
В начале текста «У войны не женское лицо» скомпонованы эпизоды, преимущественно не оскорбительные для Красной Армии, показан кошмар поражения.
«Иду одна… среди мужиков. То я была в брюках, а то иду в летнем платье. У меня вдруг начались эти дела… Женские… Раньше начались, наверное, от волнений. От переживаний, от обиды. Где ты тут что найдёшь? Стыдно! Как мне было стыдно! Под кустами, в канавах, в лесу на пнях спали. Столько нас было, что места в лесу всем не хватало. Шли мы растерянные, обманутые, никому уже не верящие… Где наша авиация, где наши танки? То, что летает, ползает, гремит – всё немецкое.
Такая я попала в плен. В последний день перед пленом перебило ещё обе ноги… Лежала и под себя мочилась… Не знаю, какими силами уползла ночью в лес. Случайно подобрали партизаны…»
Я полагаю, что оригинальный звукоряд на магнитофоне Алексиевич иной. Здесь – чётко просчитанная видимость хаоса. Подчёркивание натуралистических подробностей заставляет поверить реализму описываемого на сто процентов.
Проглотили наживку? Прониклись доверием? Подсекаем… А теперь – получите и распишитесь!
«Наступаем… Первые немецкие поселки… Мы – молодые. Сильные. Четыре года без женщин. В погребах – вино. Закуска. Ловили немецких девушек и… Десять человек насиловали одну…»
Напоминаю, речь идёт о литературе, издаваемой в этом году в Беларуси за российские рубли.
Или:
«Войдем в городок или деревню – первые три дня на грабеж и… Ну негласно, разумеется… Сами понимаете… <…> Конечно, я помню изнасилованную немку. Она лежала голая, граната засунута между ног…»
Время, место, естественно, не указаны – где-то в «чёрном городе». Соответственно, не опровергнуть и не уточнить. Таких эпизодов немного, они даны гомеопатически точно. Благодаря правильной дозировке воздействуют сильнее, чем сцены с гуманным отношением к немцам. Западный читатель, с ним и постсоветский либерал укрепились в уверенности: в Европу ввалились миллионы дикарей, жаль, что её восточную часть оккупировала Красная Армия, а не освободили англо-американские союзники. Слова Алексиевич звучат как струна, идеально настроенная в унисон с камертоном целевой аудитории.
Специалисты в военной истории знают: существует множество документальных свидетельств о массовом, поражающем воображение своими грандиозными масштабами сексуальном насилии над немками со стороны американских и французских солдат, особенно чернокожих, по сравнению с ними советская пехота проявила чудеса сдержанности и воспринимается как «русо туристо облик моралес». Но я не собираюсь ввязываться в дискуссии, в чьих рядах было больше подонков. Только подчеркну – о тех «афрофранцузах» из колоний и «афроамериканцах» писать нехорошо из соображений политкорректности, а что Красная Армия выставляется сборищем едва спустившихся с пальмы павианов – это нормально. Главное – востребовано целевой западной аудиторией и отечественными русофобами с укоренившимся стереотипом советский=русский.
Хорошо известно, что воспоминания очевидцев – наименее достоверный исторический источник, необходимо сопоставление с документами и иными свидетельствами. Отредактированные с выпячиванием наиболее шокирующих моментов магнитофонные интервью – это художественный (скорее – псевдохудожественный) вымысел, поданный в форме, стилизованной под документалистику.
Для написания «Цинковых мальчиков» Алексиевич совершила краткую экскурсию в Кабул. В СССР она интервьюировала родственников погибших в Афганистане военнослужащих. Ветераны-афганцы, читавшие «Цинковых мальчиков», плюются и ругаются матом при упоминании об этом опусе, родственники павших подали на Алексиевич в суд… Примерно такого же уровня «правдоподобности» «Чернобыльская молитва». «Время секонд-хэнд» представляется мне достаточно вторичным по отношению к ранним писаниям. Та же тематика, из которой повторно выжимаются слёзы… и доллары с евро.
В «интернетах» активно муссировался вопрос: зачем было вообще озадачиваться сбором 20 тыс. долларов на издание книг Алексиевич, неужели у неё самой нет? Или Нобелевскую премию профукала в ноль? Постановка вопроса неверна. Он должен был формулироваться иначе: почему ни одно издательство не приняло на себя коммерческий риск публикации? Осмелюсь подумать: из-за отсутствия гарантий, что распродастся нужная часть тиража, тем более на белорусском; сбыт таких книг ощутимо тяжелее, нежели русскоязычных.
Краудфандинг гарантирует: несколько сот комплектов уже пристроены до публикации. Это – весьма важно, потому что сборник Алексиевич – не «Радзіва "Прудок"» Андруся Горвата, со сбытом просматриваются проблемы.
Реальная популярность книг Алексиевич хорошо видна по цифрам on-line-библиотек, они – не единственный, не абсолютный, но всё же репрезентативный показатель. Предлагаю заинтересовавшимся зарегистрироваться на «Флибусте» и сравнить данные об обращениях к книгам Алексиевич с результатами других, действительно востребованных белорусских авторов, той же Ольги Громыко, рядом с ней популярность Алексиевич как писателя характеризуется двумя глаголами: обнять и плакать. Лауреатку знают все, но её читают совсем немногие.
Вот только зачем окололитературная возня нужна «Газпрому»?
В комментариях к интернет-публикациям о краудфандинге проскакивают различные версии, начиная с самого банального отката и отмывания денег. Бросаться голословными обвинениями не в моём стиле. Наиболее вероятной мне представляется реализация мудрости советских времён: если не можешь пресечь что-либо, то организуй и возглавь это сам. Российский банк купил себе право распорядиться тиражом. Немногочисленным белорусам-жертвователям книжки уйдут, куда отправятся остальные экземпляры – увидим в ближайшем будущем.
фото: kp.by, автор: Анатолий Матвиенко