В своих показаниях, как бы невзначай, как само собой разумеющееся, свидетельница Галина Степановна Сидякина обронила фразу: «Симоненко Екатерина Ивановна повела меня в лес возле деревни Цна, где были расстрелы. Об этих расстрелах знали все жители Минска, и в первую очередь жители этой деревни»1. Членов общественной комиссии весьма удивило это утверждение, поскольку в ходе работы они собрали большое количество свидетельств, опровергающих его.
Так участник Великой Отечественной войны подполковник в отставке Г. Крылов рассказал: «В Минске я живу с детства. Здесь в 40-м году окончил военно-политическое училище. В самые репрессивные годы работал инструктором Минского обкома комсомола. Знал и слышал о том, как арестовывали «врагов народа», но со всей ответственностью могу сказать, что о расстрелах в окрестностях Минска и слыхом не слыхал. Куропат как таковых не было, не существовало и в помине. Словом, кое-кто на этой трагедии нажил себе политический капитал».
Сотрудница Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны В. Романовская рассказывала А. Смолянке: «Живу в Минске с конца войны. Никогда не слышала о Куропатах. НКВД, конечно, творил беззаконие, но не на виду у всей деревни, на глазах людей».
Заместитель председателя правительственной комиссии, председатель Республиканского совета Белорусского общественного объединения ветеранов войны и труда А. Е. Андреев в беседе с А. Смолянко рассказал: «В могилах найдены вещи, которые не могли быть у находившихся в тюрьме. Неясно и число погребённых. Правильно ставят вопрос: следствие на многие вопросы убедительно не ответило».
В газете «Мы и время» (№ 5, 1991 г.) на всю полосу была опубликована статья под заголовком «О чём молчат брустверы?» под рубрикой «Тропинка памяти уходит в страшный год». Её авторы – Б. Буцевич, Е. Гарблюк и Е. Яковлев. Привожу текст так, как он дан в этой газете: «Проживающий до войны в 1–1,5 км от Куропат на хуторе Даличиха Р., 1906 года рождения, вспоминает, что их хутор раскинулся на господствующем над местностью холме. С него действительно далеко просматривались окрестности. Однако никаких расстрелов людей в районе Куропат ни он, ни его родственники в довоенное время не наблюдали. О них Василий Васильевич также не слышал до 1988 года ни от одного из жителей Цны, Цны-Йодково, Зелёного Луга, хуторов Шкеля и Готище (Затишье). Кстати, эти хутора располагались в 400–600 метрах от Куропат и в нескольких сотнях метров от дома Василия Васильевича».
Герой Советского Союза, член правительственной комиссии М. Б. Осипова так отвечала на вопросы корреспондента:
– Два раза я как член комиссии присутствовала при эксгумации могил в Куропатах в 1988 году. В могилах находили пряжки от ремней, зубные щётки, другие колющие вещи, которые изымаются при помещении в камеру, но никто не внимал моим словам. На заседании комиссии никогда не обсуждались иные мнения по проблеме Куропат.
– Мария Борисовна, а вы рассказывали то, что сейчас мне поведали?
– Да, рассказывала на заседаниях. Но это замалчивалось, ничего не обсуждалось. Пропускали мимо ушей. Мне казалось, что меня не слышат. На меня смотрели, как на врага. Было такое впечатление, что все заворожены археологами и не способны воспринимать иные мнения… Разрешалось только одеться (при аресте) – и всё. Никаких щёток, никаких кружек, мыльниц и т. п. А ведь всё это извлекалось из захоронений при раскопках, я сама видела. Я считаю, что НКВД здесь вообще не расстрелял ни одного человека. Не так эти органы были глупы, чтобы расстреливать людей на виду у нескольких деревень. Каждому здравомыслящему ясно: органам НКВД совершенно ни к чему было устраивать грандиозное кладбище. Ведь его невозможно скрыть от народа.
– В связи с этим, Мария Борисовна, возникает любопытный вопрос: коль там лежат, как утверждает Позняк, жертвы сталинистов, то почему же гитлеровцы и их прислужники – белорусские и другие националисты – не использовали такой возможности для проведения антисоветской акции, о которой фашисты могли лишь мечтать?
– Да, геббельсовская пропаганда могла бы так растрезвонить о крупном преступлении Советов, что после этого гитлеровцы рассчитывали бы на приток военнопленных во власовскую армию, приток молодёжи в полицию, белорусскую армию, которую оккупанты так и не смогли создать. Наконец, они могли рассчитывать и на то, что население, узнав о таком «могильнике» под Минском, не пойдёт в партизаны, не станет им помогать. А ведь без поддержки партизанского движения со стороны народа оно было бы обречено на провал. Никакой акции фашисты не могли провести, так как там они в первые месяцы войны собственноручно уничтожали тысячи безвинных людей.
Уверена, фашисты оповестили бы население Минска и по всей республике о таком преступлении Советов. И где? В пригороде крупного города. Но ни одна враждебного содержания газета, ни один журнал, а их выходило 36 наименований, ни одна листовка или плакат, издававшийся оккупантами и засылавшийся в республику из многих стран Западной Европы, ни радиопередачи никогда не упоминали о том, что «творили НКВД». Полное молчание… В конце концов, почему полиция и предатели из мест, примыкающих к Куропатам, не рассказали жителям Минска, своим хозяевам-оккупантам о таком преступлении НКВД? Этого они сделать не могли, потому что там лежали жертвы самих фашистов…3
Таким образом, молчание оккупационной прессы о массовых расстрелах людей в довоенный период за Зелёным Лугом органами НКВД и наличии там гигантского захоронения является наиболее убедительным аргументом того, что это было делом рук самих оккупантов. А сказанная как бы между прочим фраза, что «об этих расстрелах знали все жители Минска, и в первую очередь жители этой деревни», является не более чем очередным мифом, вложенным в уста свидетельницы его создателями!
Литература:
1. Г. Тарнавский, В. Соболев, Е. Горелик. Куропаты: следствие продолжается. Москва, 1990. С. 86.
2. А. Смолянко. Куропаты: гибель фальшивки. Минск, 2011. С. 49.
3. Там же, с. 49–52.
Демонизация
В атмосфере всеобщей эйфории от демонизации советского прошлого Позняк даже и не пытался делать хотя бы минимально объективные научные выводы из проведённых раскопок. Отлично понимая, что были найдены захоронения расстрелянных в годы войны евреев, вопреки логике и обнаруженным доказательствам, он просто назначил НВКД виновным в расстреле людей в Куропатах.
Во всех пунктах статьи «Курапаты – дарога сьмерці» главными и единственными доводами являются не факты или документы архивов и экспертиз, а предположения: «магчыма», «магло быць», «здаецца», «напэўна», «мяркуем», «мусіць», «калі дапусціць» и тому подобное. Парадокс, но ему верили! Или делали вид?! А поскольку «установить количество жертв не представляется возможным», то и цифру погибших называли любую…
В газетах и журналах регулярно начали появляться публикации о куропатской трагедии. Миф о жертвах НКВД множился и дополнялся всё новыми и новыми несуществующими подробностями. Каждому хотелось что-то добавить от себя, стать первооткрывателем, удивить читателя, не считаясь с реальностью, исторической достоверностью и простой логикой. Вот лишь некоторые выдержки из публикаций того времени.
Еженедельник «Собеседник» (№ 46, ноябрь 1988 г.) сообщал: «А про белорусское село Куропаты слыхали?» В другом номере этого периодического издания читаем: «Название маленького местечка под Минском – Куропаты – стало сегодня для всей страны символом трагедии… Счёт идёт на сотни тысяч». Никогда не было даже в помине ни села, ни местечка с таким названием, как, собственно, и означенной местности.
В «Московских новостях» сообщали о количестве убитых: вначале – 180 тысяч человек. Но этого оказалось мало для устрашения читателей, и вскоре это число увеличили до 300 тысяч. Но и этого кому-то показалось недостаточно. В «МН» от 9 октября 1988 года вещали: «Только в Минске и его окрестностях удалось выявить пять крупных мест массового уничтожения людей во времена сталинских репрессий».
Уместно напомнить, что население столицы в 1941 году составляло 270,4 тысячи человек. Как объясняли мифотворцы огромное количество 220–250 тысяч расстрелянных? А никак, дескать, НКВД доставлял людей на окраину густонаселённого на то время Минска и расстреливал беспрерывно днём и ночью, добавляю: обязательно в затылок.
На карту ставили любую ложь для поднятия волны митинговой эйфории, разжигания ненависти к советскому прошлому, злобы к оппонентам, отстаивающим, даже вопреки уже сложившемуся мнению, противоположную точку зрения по куропатскому делу. Усиливались нападки на честных людей, начались прямые угрозы и запугивание. А некоторые неформалы даже угрожали расправой, если будут продолжаться выступления с разоблачением и опровержением сотворённой фальшивки1.
И как было простому люду не верить этим инсинуациям, если изо дня в день во всех средствах массовой информации вовсю писали о советском геноциде, о тоталитаризме, фашистско-коммунистическом режиме, о бездушных партократах. И как было не прислушаться к голосу таких авторитетов, как, скажем, прокурор БССР. Он давал такие интервью и с такой якобы осведомленностью, что не поверить ему было никак нельзя. Как ни абсурдно, но в начале перестройки слово высокопоставленного советского и/или партийного чиновника не подлежало сомнению…2
Как здесь не вспомнить крылатую фразу Йозефа Геббельса, министра пропаганды Третьего рейха: «Чем невероятнее ложь, тем быстрее в неё поверят». Позняк продемонстрировал на практике истинность высказывания оголтелого фашиста.
Литература:
1. А. Смолянко. Куропаты: гибель фальшивки. Минск, 2011. С. 21.
2. Там же, с. 12.
