Лев Криштапович: Миф о «Балтском субстрате»

Лев Криштапович: Миф о «Балтском субстрате» 15.02.2021 13:40

Культурологической особенностью «белорусизаторской» исторической школы, которая совершенно необоснованно претендует на роль белорусской национальной историографии, является школярское изучение истории Беларуси. Такое изучение, не требуя вдумчивого исследования, обычно удовлетворяется поверхностными историческими аналогиями и наивным восприятием исторических событий. 

Говоря словами видного английского мыслителя ХIХ века Бокля, такие историки «наполняют свои сочинения самыми пустыми и ничтожнейшими подробностями: анекдотами о государях и их дворах, нескончаемыми рассказами о том, что сказал один министр, что подумал другой, и – что еще хуже – длинными реляциями о походах, сражениях и осадах»[1, c. 10]. Например, прочитают «белорусизаторские» историки, что в Московском государстве жителей Беларуси называли литвинами, вот и расписывают, что наши предки были литовцы, а не русичи. Встретят на территории Беларуси литовские названия – и делают вывод, что наша земля называлась Литвой, а не Белой Русью. Услышат, что галицко-волынские князья Даниил и Василько Романовичи воевали с литвинами под Новогрудком – тут же заявляют, что Новогрудчина – это литовская земля, а Новогрудок – литовский город. На подобной гносеологической основе обычно конструируются все исторические доказательства современной «возрожденческой» философии истории.

Главное в этих доказательствах – отрицание Древнерусской цивилизации как этнической, геополитической и культурной основы генерации трех братских народов: белорусского, русского и украинского. Для отрицания общерусской природы белорусской народности изобретена «теория балтского субстрата». По мнению «белорусизаторов», именно балтский субстрат явился корневой основой этнического формирования белорусов.

Основной порок «балтской теории» в том, что она изображает этнические процессы в примитивно-упрощенном виде. Время формирования Древнерусской цивилизации характеризуется интенсивными миграционными движениями различных племен и рас. Источники той эпохи говорят о миграции не одних только восточных славян, но и других народов: финно-угорских, скандинавских, аварских, болгарских, готских. Причем это Великое переселение народов было многоплановым, охватывало огромные территории. Представлять себе некий неподвижный «балтский субстрат», который только и дожидался того, чтобы наложить свою этническую печать на древнерусские племена на территории современной Беларуси, – антинаучно. Балтские костыли необходимы «белорусизаторам», чтобы поставить барьер на пути этнического единства белоруса и русского и доказать, что этнически белорус – больше балт, чем славянин. Раз белорусская народность сформировалась на другой этнической основе, нежели великорусская, то, разумеется, отпадает необходимость говорить о родственных народах. Таково «философско-историческое» обоснование отрицания общерусских корней белорусской народности.

Следует заметить, что подобный вывод современных адептов «балтского субстрата» не оригинален. Еще польские этнографы в XIX веке пытались доказать, что белорусы не принадлежат к восточнославянским племенам, а являются ответвлением поляков и даже предлагали заменить название «белорусы» названием «белоляхи» [2, c. 286]. «Белорусизаторы» так далеки от усвоения подлинного белорусского национального духа, что в их среде распространено наивное воззрение, будто бы задача историков – переписывать страницы более ранних исторических произведений, осовременивая их некритическими политическими и нравственными сентенциями, которые, по их мнению, являются якобы вершиной национальной историографии.

Известный белорусский этнограф Василий Бондарчик отмечал, что в 1960-х годах некоторые московские антропологи и археологи начали выводить разного рода субстраты и суперстраты для народов СССР. Так, для русских это был финно-угорский, для украинцев – скифско-сарматский, а для белорусов – балтский субстрат. Белорусский ученый отмечал абсолютную антинаучность таких объяснений, поскольку «и балты, и угро-финнысуществуют сегодня вместе со славянами. И никуда они не исчезли» [3, c. 306].

На основании «балтской теории», заимствованной у антирусскихпольско-шляхетских писателей, «белорусизаторы» обычно начинают изучение истории Беларуси с XII–ХIII веков, когда на наших землях, несомненно, видно присутствие исторического литовского элемента. Тем самым из истории Беларуси невольно выбрасывается период протяженностью в четыре столетия. Общеизвестно, что до этого исторического этапа на территории современной Беларуси жил древнерусский народ и находилось Древнерусское государство с общеполитическим и национально-религиозным центром в Киеве. Один из первых белорусских этнографов Павел Шпилевский в работе «Белоруссия в характеристических описаниях и фантастических ее сказках» (1853) писал: «Есть на всей Руси большой край, который называется Белоруссией. Живут там люди белорусские родные братья людей великорусских» [4, c. 71].Первоначально некоторые города на нашей территории прямо назывались русскими. Например, Брест-Русский, Каменец-Русский. Так, польский историк XV века Ян Длугош отмечает, что в 1409 году польский король Ягайло встретился с великим князем литовским Витовтом в Бресте-Русском. Из Бреста Ягайло отправился в Каменец-Русский, а оттуда на охоту в Беловеж [5, c. 57].

Чтобы как-то обойти ясные указания исторических источников о несостоятельности «балтской теории», «белорусизаторы» пускаются на следующую хитрость. Они рассматривают местное русское княжество с центром в Полоцке в качестве самостоятельного белорусского государства со своим отличительным национальным характером, якобы ничего общего не имевшего с жителями других русских земель. Столкновения, например, полоцких князей с киевскими в таком случае следует анализировать в плоскости борьбы между белорусским и украинским государствами,а военное противоборство между Полоцком и Смоленском, наверное, следует считать выяснением отношений между Беларусью и Россией, но не как обыкновенное проявление политической междоусобицы в рамках единого Древнерусского государства. Если согласиться с такой логикой, то тогда постоянные военные стычки между черниговскими и киевскими князьями также должны квалифицироваться как межгосударственные столкновения. Только между какими государствами? Выходит: между Украиной и Украиной? Вот до какогоабсурда можно дойти, если стать на точку зрения «белорусизаторов». 

С какой стороны ни подходи, но логика «белорусизаторов» для понимания истории того времени просто нелепа. В действительности это были конфликты не между различными государствами, а между областными русскими княжествами за право владения общерусским княжеским престолом – Киевским.

Исторические источники того времени убедительно свидетельствуют, что понятия «Русь», «русская земля» были общим наименованием для всех восточнославянских княжеств, в том числе и Полоцкого. Аналогичные иностранные источники, например, «Хроника Ливонии» Генриха Латвийского, описывающая завоевания немецких рыцарей в Латвии и Эстонии в первой четверти ХIII века, отождествляют Полоцкое княжество с русским, а полоцкого князя Владимира называет русским королем. И Полоцк, и Псков, и Новгород предстают в «Хронике Ливонии» в образе единой Русской земли – «Русии» – с ее национально-религиозным отличием как от меченосцев, так и от литовских племен. Эту же мысль об общей русской природе местных княжеств на территории современной Беларуси проводит и Ян Длугош. «В 1388 году король польский Владислав в сопровождении польских и литовских князей и вельмож направился сначала в Витебскую, а затем в Полоцкую области Руси, где пребывал много дней; за это время он подавил и погасил мятежные движения (восстание полоцкого князя Андрея и смоленского князя Святослава против Польши и Литвы в защиту русского и православного начала. – Л.К.),овозникновении которых ему было сообщено, причем главарей мятежа наказал тюрьмой и лишением имущества» [5, c. 16]. Характерный пример: в Полоцком княжестве вместе со всей Русью глубоко почитали русских князей-мучеников Бориса и Глеба. До сих пор на самом западе Русской цивилизации – на Гродненщине сохранились остатки памятника древнерусской культуры ХII века – Коложская церковь Бориса и Глеба.

Что же касается обособления Полоцкого княжества от других русских земель, то оно было обусловлено не мифическим «балтским субстратом», а главным образом экономическими причинами. Эпоха феодальной раздробленности объективно вела к политической замкнутости областных русских княжеств. Но эта замкнутость русских земель нисколько не является аргументом против их общерусского единства. Укажем хотя бы на религию, церковь и язык, которые объединяли в то время воедино Русскую цивилизацию. Эти цивилизационные факторы – религиозно-идеологический и культурно-исторический – сознавались как самими русскими, так и их иностранными современниками. «Название государства Русь стало обозначать не только занимаемую территорию, но превратилось также в этническое название, поскольку у всего населения этого государства, края сформировались единый «русский» язык, общие черты культуры, общее этническое самосознание. Все они были связаны общей исторической судьбой, интересами защиты своего края, приобретя, таким образом, значение этнической территории. Язык ее населения стал называться русским. Термин «Русь», таким образом, стал многозначным (можно сказать, цивилизационным–Л.К.)»[6, c. 52].

Ослаблением Киевской Руси, вступившей в период политической раздробленности, воспользовались разные народы, стоявшие в основном на более низкой ступени исторического развития. На юго-востоке Русь подверглась нашествию монголо-татар, а на северо-западе – нападениям балтских племен. Францисканский монах Плано Карпини, проехавший через Древнюю Киевскую Русь в 1245 году отмечал, что он на всем протяжении пути находился в постоянном страхе перед литовцами, которые бросились опустошать Приднепровье, так как большая часть его жителей была побита и взята в плен татарами. По словам русского летописца, «беда была в земле Владимирской от воевания литовского и ятвяжского». А ведь были времена, когда литовцы и не помышляли о набегах на Русь. Даже более. Правнук знаменитого Владимира Мономаха галицко-волынский князь Роман Великий, как сообщает польский историк XVI века Стрыйковский, впрягал пленных литовцев и ятвягов в плуги и заставлял их выпахивать коренья по новым местам. От тех времен осталась поговорка: «Роман, Роман! Худым живешь, литвою орешь». Правда, С.Соловьев разъясняет, что ее следует понимать не буквально, а в том смысле, что Роман Мстиславович заставлял литовцев заниматься не разбоем, а земледелием. Только после опустошительного нашествия монголо-татар на Русь литовцы осмелели и начали вторгаться в ее пределы. «После того как Киевская Русь, не сумевшая отразить татаро-монгольского нашествия, перестала существовать, уже в конце XIII – начале XIV вв. большая часть разрозненных княжеств, расположенных на территории современной Беларуси, была захвачена князьями молодого Литовского государства»[7, c. 63].

Примерно в середине ХIII века им удалось утвердиться на Новогрудчине и Полотчине. И если южные Мономаховичи – Даниил и Василько – еще некоторое время с переменным успехом вели борьбу с литовским князем Миндовгом и его сыном Войшелком за земли Черной Руси, то Изяславовичи Полоцкие вынуждены были уступить свою власть литовским князьям. «Последний полоцкий князь Брячислав упоминается в летописях в 1239 г. в связи с женитьбой Александра Невского на его дочери, а в 1262 г. источники говорят, что в Полоцке княжит уже литвин Тевтивилл, племянник Миндовга» [8, c. 180-181]. Полоцкое княжество было отторгнуто от Русской цивилизации, подвергшись нападениям как литовцев, так и ливонских немцев. Разгром немецкими рыцарями полоцких волостей Кукейноса и Герцике в нижнем течении Западной Двины (территория современной Латвии) обескровил полоцкого князя, так как значительная часть русских ратных людей вместе со знаменитым князем Вячко, как говорит Генрих Латвийский, «ушла в Руссию, чтобы никогда больше не возвращаться в свое королевство» [9, c. 116]. С этого времени появляются литовские названия на нашей земле. К примеру, вместо Брест-Русский - Брест-Литовский, вместо Каменец-Русский – Каменец-Литовский.

В XIV веке возникает новое политическое образование – Великое княжество Литовское.

Некоторые русские князья погибли в битвах с литовцами, некоторые же бежали к своим сородичам в Брянск и далее на Восток. Завоевание Западной и Юго-Западной Руси иноземными князьями и включение русских земель в состав нового Литовского государства имело отрицательное значение для жизни нашего народа, поскольку насильственно прерывало естественный процесс развития Русской цивилизации. В этом отношении литовское завоевание западнорусских и южнорусских земель ничем не отличалось от монголо-татарского нашествия на Северо-Восточную Русь. Правда, русское начало еще долго сознавалось не только рядовым населением, но и самой знатью Великого княжества Литовского до ее окончательного перехода на сторону пришлого этнического элемента. Так, из отказной грамоты князя Константина Острожского 5 марта 1520 года на села с угодьями и доходами в пользу Туровской соборной церкви подтверждается, что этот виднейший сановник Великого княжества Литовского ведет свою родословную от киевского князя Ярослава Мудрого и последующих русских князей. Вот выдержка из грамоты: «Я, князь Константин Иванович Острожский, пан Виленский, гетман господаря короля, староста Луцкий, Брацлавский и Винницкий, маршалок Волынской земли с сыном нашим Ильей записали к церкви соборной Успения Туровского владычества подданных мещан в Турове, а также села Ольгомле, Симоничи, Радловичи со всеми пашнями и угодьями, как издавна, от предков наших держали, от князя Ярослава Владимировича и других князей русских» [10, c. 129]. Неразрывность русской истории еще более отчетливо звучит в челобитной Львовского православного братства Московскому царю Феодору Иоанновичу об оказании помощи на восстановление во Львове сгоревшей Успенской церкви 15 июня 1592 года. 

«Понеже в Польских странах во великих печалех обретаемся, и вси  славнии и благороднейшие и могутством силнии в  иноверия различна поползновением падошася; мы же, яко не имущи прибежища, к тебе благоутробному и тихому и милости требующим пристанищу благонадежному притекаем... Да уподобишися, всесветлый царю, памяти святей честного ти царства прародителю, великому Владимиру, просветившему весь род Российский святым крещением... И да будет похвала и слава везде великого царства твоего. И да прославляется имя твое во всех странах Российских...» [11, c. 48-49]. Как справедливо отмечает видный литовский историк Станислав Лазутка, «белорусским же исследователям в свою очередь не следует искать в своей истории того, чего не было и согласиться с тем, что, хотя официальным языком был старобелорусский (не белорусский!), но… статуты являются литовскими, как и само государство. Не «Русско-Литовское» или «Белорусско-Литовское» или как там еще, а именно Литовское, как это убедительно показал крупный советский русский историк Владимир Терентьевич Пашуто»[6, c. 68].

Разве это не красноречивое опровержение россказней «белорусизаторов» о литовско-белорусском государстве и «балтском субстрате»?

Литература

1.Бокль Г.Т. История цивилизации в Англии. – СПб., 1896. – С.10.
2.Bialorus a Bialolechia // Przewodnik Naukowy i Literacki. – Lwow, 1895.
3.Беларусы: Гiсторыя этналагiчнага вывучэння. У 8 т. Т. 3 /В.К. Бандарчык. –Мiнск, 1999.
4.Шпилевский П. Белоруссия в характеристических описаниях и фантастических ее сказках // Пантеон. – СПб, 1853. -  Т. X. – Кн. 7.
5.Длугош Ян. Грюнвальдская битва. – М. – Л., 1962.
6.Пилипенко М.Ф. Возникновение Беларуси. – Мн., 1991.
7.Лазутка С., Валиконите И., Гудавичюс Э. Первый Литовский Статут (1529 г.). – Вильнюс, 2004.
8.Соловьев С.М. История России с древнейших времен. – М., 1960. – Кн. II.
9.Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. – М. – Л., 1938.
10.Акты Западной России. – СПб., 1848. – Т.2.
11.Акты Западной России. – СПб.,1851. -- Т. 4.