Перестроечное представление о неэффективности социалистической системы, которое явилось основой рыночной догмы о теоретической и практической несостоятельности социализма, вытекало из принципиально неверного метода осмысления социалистической практики, когда вместо совершенствования системы управления народным хозяйством переключили внимание общественного сознания на чисто разрушительную идею перестройки (фактически ликвидации) политической и экономической системы социализма.
При таком подходе перестройка объективно воспринималась в качестве альтернативы социалистическому строю. Все это вело к тому, что решение стоящих перед обществом задач переносили из области изучения конкретно-хозяйственного опыта социализма в плоскость конструирования нежизнеспособных абстрактно-экономических и формально-политических механизмов социального развития. Вместо того чтобы надстройку приводить в соответствие с возросшими и более сложными задачами и потребностями экономики, стали перестраивать социалистическую систему путем бессмысленной экстраполяции западных институциональных форм на советскую почву. Все это не могло не привести к дезорганизации системы управления народно-хозяйственным комплексом к разбалансированности всех звеньев государства и общества и в конечном итоге к глубочайшему социально-экономическому, политическому и духовному кризису. Анализируя горбачевскую перестройку, крупнейший философ современности Александр Зиновьев в своей работе «Кризис коммунизма» писал: «Я подчеркиваю, что дело обстояло не так, будто возник кризис экономики, и горбачевское руководство стало проводить экономические реформы с целью его преодоления. На самом деле сами экономические реформы горбачевского руководства явились реальностью кризиса экономики. Если хотите установить, в чем именно заключался кризис советской экономики, перечислите и опишите эти реформы. Имея намерение улучшить положение в экономике, горбачевцы ввергли ее в состояние кризиса»[1, c. 405].
Надо отметить, что вытеснение коммунистической идеологии и внедрение в сознание людей буржуазной идеологии «свободы» – ключевой момент в разрушении СССР. С конца 1980-х годов все огромное пространство СССР стало ареной митинговых страстей и массовых выступлений – ареной серьезнейших идеологических баталий. С заводов и фабрик, шахтных забоев, научно-исследовательских учреждений, вузов и даже школ были выведены на улицы городов многотысячные толпы людей, требовавших одного – свободы. Но вся ирония истории заключалась в том, что идеология свободы при этом выступала не в своем истинном образе (осознанной необходимости), а в виде голого произвола. Гносеологической основой понимания свободы как произвола является софистика. Отсюда апология индивидуализма, эгоизма, субъективизма как якобы прирожденных качеств человека, которые не заключают в себе никакой объективности, необходимости, всеобщности. Все это внешне выглядело привлекательно, а на самом деле такая трактовка свободы была безнравственна, антигуманна. Это была сугубая софистика мышления, не сознающая, что свобода человека без ответственности, что права человека без обязанностей есть произвол, беспредел.
С точки зрения софистического сознания можно было оправдать любые безнравственные и даже преступные деяния. Именно по логике софистики формировались антигосударственные и националистические концепции общественного развития. Отсюда должно быть понятно, что попытка построить общество на индивидуалистических принципах невыполнимо именно по причине антиобщественного характера подобной затеи.
Удовлетворяясь точкой зрения софистики, человек объективно консервирует уровень своей умственной ограниченности. Ибо глупость как раз основывается на софистическом стиле мышления. Именно на идейном родстве глупости и софистического ума паразитируют современные проповедники индивидуализма, предлагая человеку свои гносеологические (чем больше человек познает, тем меньше он знает), житейские (надо жить в настоящем, а не думать о будущем), политические (думай только о себе, а Родина – это абстракция), экономические (главное создать класс эффективных собственников, а не заниматься какой-то справедливостью) софизмы.
Своим острием буржуазная идеология «свободы», то есть софистика, была направлена прежде всего на разрушение социальных учреждений – экономических, политических, социально-культурных, семьи и брака и других системообразующих институтов советского общества. Социальные институты формируются в процессе становления человеческого общества, являются его органичной частью и обеспечивают устойчивость общества, то есть выступают его своеобразным фундаментом, инструментом организации и регулирования социальной деятельности, социальных отношений в соответствии с осознанно поставленной целью для достижения конкретных результатов.
Проблема свободы – это не только проблема политическая, но и нравственная. Собственно говоря, проблема свободы есть другое название проблемы социального прогресса. Что такое социальный прогресс? Социальный прогресс – это троякий прогресс: во-первых, политический; во-вторых, нравственный; в-третьих, умственный. Политический прогресс относится к свободе человека, или его правам. Нравственный прогресс касается обязанностей человека, или долга. Умственный прогресс связан с истиной или знанием человека. Таким образом, социальный прогресс представляет собой триаду: свобода – необходимость – истина. Можно другими словами: право – долг – знание.
Только совокупность всех трех членов триады социального прогресса дает человека свободного. Отождествление социального прогресса с одним из членов триады будет односторонним и неверным. Там, где апеллируют только к свободе, правам человека, имеют человека софистического, прагматического. Там, где на первое место выдвигается истина, знание, оперируют с человеком разумным. Там, где все связывают с моралью, имеют дело с человеком нравственным. Платон рисовал идеал разумного человека. Аристотель писал морального человека. Протагор создавал политического человека. Но ни один из них не давал идеал человека свободного. Отсюда ментальные типы личности: философский, моральный, софистический. Первый – поклонник разума (идеи). Второй – сторонник морали (долга). Третий – апологет субъективизма (прагматизма), не признающий никаких законов. Отсюда типы социального устройства: платонический, аристотелевский, софистический. Платонический – философско-разумный. Аристотелевский – традиционно-моральный. Софистический – субъективно-прагматический. Вот почему Платон – символ античности. Аристотель – символ феодализма. Софисты – символ буржуазного общества.
В то же время следует уяснить, что буржуазный либерализм, который идеологически основывается на софистике, одновременно противник не только государственного управления экономикой, но и свободы личности. Дело в том, что буржуазный либерализм признает свободу лишь в форме случайности, или, другими словами, стихийности. Но свобода в форме случайности означает гносеологический произвол. А свобода в форме стихийности – политический произвол. Либерализм в политическом плане представляет собой идеологию политического произвола, которая не имеет ничего общего с действительной свободой человека. Человек, остающийся на ступени произвола даже в том случае, когда он решает в пользу общего, субстанциального по своему содержанию, все еще страдает амбициозным представлением, что если бы ему было угодно, он мог бы решить также и пользу другого поведения. Свобода в форме произвола имеет основание не в разуме человека, а во внешних обстоятельствах. Свобода по отношению к внешним обстоятельствам существует поэтому лишь форме выбора. Но эта лишь формальная, и она должна рассматриваться как лишь воображаемая свобода.
Человек не подвигается к свободе, если он только апеллирует к прагматизму, субъективизму и безразличен к долгу и истине. Вообще, политический прогресс относится не к человеку, личности, а к обществу, социальным обстоятельствам. Свобода, права человека относятся не к личностной, а к общественной силе, т.е. к равным социальным условиям для всех людей. Первоначально под равными социальными условиями подразумевается формальное, юридическое равенство. Затем общественное сознание доходит до идеи социальной справедливости, социального равенства. Следовательно, политика – это не права человека, а права общества, то есть справедливые и равные условия для всех членов общества. Собственно, человек, личность никаких прав не имеет. Человек, личность – это долг, обязанность. В реальной, бытовой, обиходной жизни эта аксиома человеческого общежития подтверждается на каждом шагу. Другими словами, права человека, свобода личности заключаются в том, чтобы жить по долгу, по совести. Политика, свобода человека есть не что иное, как постоянно меняющиеся социальные параметры, в которых протекает жизнь моральной и разумной личности. Связывать проблему свободы человека с политикой, правами человека – значит смешивать внешние обстоятельства с внутренними императивами человеческой жизнедеятельности – значит не понимать объективной логики исторического прогресса, который, собственно говоря, относится не к человеку, а к политическим обстоятельствам. В этом и заключается объективная несостоятельность функционирования постсоветского государства, для которого софистика является национальной идеей общественного развития на основе апологетизации человеческой глупости.
Лев Криштапович, доктор философских наук
Литература
1. Зиновьев, А.А. Коммунизм как реальность /А.А. Зиновьев. – М.: Центрполиграф, 1994.
Комментарии
Комментариев пока нет
Пожалуйста, авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий.