«Самое страшное – это утро после революции…»

«Самое страшное – это утро после революции…» 26.09.2017 18:49

Заметки с международной научно-практической конференции «Революция в России и мир». Открывая конференцию, президент Фонда исторической перспективы, доктор исторических наук Наталия Нарочницкая особо подчеркнула: «Революция требует вдумчивого, терпеливого и философского осмысления», а также отметила, что при оценке судьбоносных для России событий, отдаленных от нас расстоянием в целый век, «нужен панорамный взгляд».

По сути, эти фразы стали лейтмотивом международной научно-практической конференции «Революция в России и мир», которую при поддержке Фонда исторической перспективы, Российского исторического общества и Фонда «История Отечества» провел Аналитический центр инновационных проектов и технологий (АЦИПТ).

Продолжая тезис Н. Нарочницкой, и Александр Чубарьян, председатель Национального комитета российских историков, научный руководитель Института всеобщей истории РАН, академик РАН, сделал акцент именно на том, что весь XX век прошел под влиянием революции в России. В разных странах были изданы книги, посвященные русской революции. Тем более нужно выяснить те глубинные процессы, которые привели к революции, сказал известный ученый. По его мнению, должен быть выработан исследовательский план. И задался вопросом, который, наверняка, интересует многих россиян: что такое революция вообще, и каково ее наследие? Затем предложил, причем далеко не в первый раз: нужны учебники с акцентом на революцию (кажется, в Минобрнауке его уже слышат!).

Поскольку большинство участников конференции были представителями высшей школы России, то историко-образовательная тематика нашла широкое отражение во многих выступлениях. Ректор Российского гуманитарного университета Александр Безбородов сказал, в частности: «Через два-три года в российской государственной школе экзамен по истории станет обязательным, и студенты уже требуют новых учебников. Надо зафиксировать наше внимание на некоторых узловых моментах. Мы, в первую очередь, добиваемся научного изучения, как Февраля, так и Октября 1917 года». Далее А. Безбородов говорил, что в проблемах революции 1917 г. очень много политизации. Есть много вопросов, которые будоражат умы, тем не менее, еще подлежат серьезному академическому исследованию, например, революционный потенциал советской эпохи.

Большевики правили сколько лет? Кто правил после них? Это очень важные вопросы, если учесть классическое определение большевизма, которое ему дал Троцкий в 1924 г.: большевизм – это есть средство захвата власти.

Что же тогда произошло в 1923 г. в Германии? Весь 1917 г. в высшей школе еще не в полной мере введен в образовательную стратегию. Как вернуть его в образовательный процесс?

Ректор уверен: вернуть можно через науку, причем фундаментальную. Для чего важно располагать надежным методологическим аппаратом. Потому в историческую науку надо возвращать диалектический метод. И 1917-й, и послевоенные годы, и постперестроечные, и этот век убеждают: система исторических противоречий, которая зарождалась в нашей стране, требует серьезных исследований. Нельзя, чтобы студенты обучались, «заглядывая в телевизор и другие СМИ... Нужны академические издания по истории компартии, исторические биографии руководителей революций, сказал Александр Безбородов.

А Н. Нарочницкая поддержала: «Надо изучать революции и революционное мышление». В свою очередь, Юрий Кривошеев, заместитель директора Института истории СПбГУ, посвящая свое выступление теме «Историк и революция», подчеркивал: «Нужны научные биографии вождей революции, и есть огромное количество неопубликованных источников». Декан факультета архивного дела Историко-архивного института РГГУ Елена Малышева тоже говорила, что нужно наметить пути изучения истории. И в качестве одного из таких направлений брала Советы, которые, по ее определению, стали организационной основой, объединившей все революционные процессы. Советы были использованы для захвата власти и сыграли роль основания для новой власти. Практически это был рычаг социальной поддержки революции. Могла ли быть альтернатива советам? Советы есть осколок общинного правления, и потому были понятны каждому. Они и заполнили собой постреволюционный вакуум социализации.

«Самое страшное – это утро после революции, когда все распадается. А потом революция начинает пожирать собственных детей», - напомнила Наталия Нарочницкая.

Петр Акульшин, заведующий научно-образовательным центром историко-гуманитарных и социально-экономических исследований Рязанского госуниверситета им. С.А. Есенина, так образно охарактеризовал послереволюционное состояние бывшей империи: «Это море военной демократии по всей России». И на примере Рязанской губернии – «центра России», по его словам, убедительно показал, что представляло это самое «море», которое пока для исторической науки являет собой «целину не паханную».

Были в его выступлении и иные яркие образы, и предложения вполне концептуального характера. Все даже упомянуть сложно в одной газетной публикации. То же самое можно сказать и о выступлениях других участников конференции. Не в последнюю очередь откровенному и конструктивному разговору способствовала та удивительно теплая атмосфера, которую удалось создать организаторам и устроителям этого мероприятия. Несмотря на разные подходы к событиям столетней давности, неоднозначные оценки, было полное впечатление, что в зале собрались люди, давно и хорошо знающие друг друга.

На самом деле, многие встретились на конференции впервые, хотя, конечно, заочно (по публикациям) были знакомы. Что у них было общего, что их объединяло? Думаю, забота о судьбах Отечества: говоря о прошлом, они обращались к будущему России.

Юрий Петров, директор института Российской истории РАН, заявил однозначно: это важно - если и не прийти к общему мнению, то хотя бы наметить реперные точки, которые могут нас объединять. Сейчас много споров о названии – Великая российская революция. Это была революция в России. Но в СНГ есть тенденция развести революцию “по национальным квартирам”. Ю. Петров особо отметил, что Великая российская революция прошла три этапа в своем развитии: она не закончилась Февралем и Октябрем, была еще и Гражданская война.

Владимир Мясников, академик РАН, отметил, что революция в России вызвала революционный подъем на Востоке, в частности, в Китае. А революции в России и Китае изменили социокод революций. Попытка изменить социокод была и во время культурной революции в Китае. Сегодня Китай вернулся к традиционным ценностям. У него есть 100-летний план развития страны. Еще Мао Цзэдун поставил национальные ценности на службу современности. Теперь нам надо брать пример с китайцев.

В Мясников подчеркнул: «Китай научился у России, как делать революцию. Нам надо научиться у Китая, как использовать национальные традиции».

По мнению Н. Нарочницкой, «нужно освободиться от своего нервического восприятия прошлого…» Русская история и советская – это не разорванная нить, это продолжение нашей истории. На Западе довелось столкнуться с тем, что многие среди русских эмигрантов считают, что советская история 50-60-70-х гг. это что-то вроде «Окаянных дней» Бунина. Но это не так. Нам, историкам, надо различать все периоды советской истории. И фанатичный, разрушительный пафос большевиков с их прожектами мировой революции, и советский период с его трудом не на страх, а за совесть. И период Великой Отечественной войны, которая подняла из глубин русское национальное чувство. И великой Россия стала после мая 1945 года. А в 1991 г. большевистский пафос, отмечала Н. Нарочницкая, опять привел нас к предательству своей истории…

Александр Трубецкой, председатель Ассоциации «Франко-российский альянс», заметил: «Я носитель таких пламенных переживаний». И далее, говоря о России, сказал: «Наша страна не была такой отсталой, как ее пытаются представить русофобы на Западе. Февральский переворот накануне большого наступления – это сродни предательству. Надо было устранить Россию с мировой арены. Можно предположить, что Россия вошла бы в Берлин не в 1945-м, а в 1917 году. Сегодня нужно осмыслить, что произошло 100 лет тому назад. Тогда каждый воевал за свою правду. Произошло столкновение России и интернационала. Россия примирится сама с собой через покаяние и осмысление, как было во времена Смуты».

На что Наталия Нарочницкая ответила короткой репликой: «Покаяние есть, но это глубоко личное».

Вообще, надо сказать, что тема покаяния в последнее время все чаще звучит в нашем обществе. И нельзя не согласиться с Наталией Алексеевной: в Православии каждый кается за свои прегрешения, коллективного покаяния у православных не бывает.
Нам пытаются извне навязать некое всеобщее раскаяние в грехах предшествовавших нам поколений, призывая нас, таким образом, взять на себя вину за чужие грехи. Чтобы через признание нами каких-то ошибок предшественников, манипулировать нами в настоящем. Виктор Москвин, директор Дома русского зарубежья им. Александра Солженицына, сказал: «После Французской революции прошло два века, но споры не стихают. У нас прошло 100 лет, наша революция изменила все. Важно сохранять историческую память. В нашем фонде есть более 100 тыс. единиц хранения, и скоро у нас будет свой музей».

ВDSC_5799.JPG этой связи надо сказать, что рамках конференции состоялась презентация коллективной монографии «Российская государственность в горниле истории: истоки, смуты, возрождение» и документального издания «Феномен революции в России: истоки и уроки». Н. Нарочницкая сказала: «История показывает, что все переплетено. Дискуссии о судьбе России велись и сейчас, и раньше. Надо понять, куда несет нас эта лавина, остановиться и подумать». А один из составителей книги Александр Репников, руководитель Центра документальных публикаций Российского государственного архива социально-политической истории, рассказывая о сокрушительной силе прессы того времен, заметил, что карикатура в СМИ ведет к десакрализации власти. И сделал вывод, который в условиях современной информвойны приобрел еще большую актуальность: пресса влияет даже на те события, которые еще только должны произойти...

Главный редактор журнала «Клио», профессор СПбГУ, вице-президент Всероссийской ассоциации историков Гражданской войны Сергей Полторак говорил: «Концепция мировой революции – это не что иное, как самый масштабный политический проект за всю историю человечества. Ленин разрабатывал эту концепцию в течение примерно 20 лет, в своих работах об этой концепции он упоминает более 500 раз. Здесь Ленин и его единомышленники были первопроходцами. Но в апреле 1918 г. заметили, что мировая революция начинает пробуксовывать. Если бы они не полагали, что мировая революция вот-вот грядет, то не решились бы на Октябрьскую революцию. Тем не менее, эту концепцию никто не изучает. Можно ли Ленина считать великим геополитиком при том, что без Ленина, как и без революции 1917 г., сегодня не обойтись?»

По мнению Владимира Романова, декана факультета истории, мировой политики и социологии Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина, следует обратить внимание на то влияние, которое революционные события оказали на вектор глобального развития всего XX века.
На характер - как Версальско-Вашингтонской, так и Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений. США и Россия стали лидерами в борьбе за переустройство миропорядка. Уже тогда США намечали «крестовый поход» за «демократизацию России». До Первой мировой войны Россия уже была в условиях торговых санкций со стороны США. Президент Вильсон не питал к России никаких симпатий. Война не изменила его отношения. Как сообщали русские дипломаты: «Русских всегда привыкли ругать». После революции санкции остались. Сближения не произошло в силу антидемократического характера нашей революции. А американцы, как известно, – это «проводники всего лучшего в мире». Ленин предлагал иной вектор в борьбе за новый миропорядок. Американоцентризм определяет вектор американской внешней политики, в результате произошло противостояние, сказал В. Романов.

Джон Локленд, директор исследовательских программ Института демократии и сотрудничества, подчеркивает: «Первым декретом советской власти был декрет о мире. СССР оказывал поддержку движениям за мир. Это была пропаганда новой теории международных отношений. Это был ключ к миру во всем мире. Эпоха завоеваний подошла к концу. Быстрота распространения идей марксизма-ленинизма установила шаблоны на будущие десятилетия. Через 100 лет призрак революции опять бродит по Европе».

«Это событие продолжает оставаться политически значимым, - сказал Жак Сапир, директор Центра исследований индустриализации. - Революция не была результатом идеологии. Это была социальная революция, чем-то похожая на Парижскую коммуну. Но ни коммунистическая историография, ни антикоммунистическое видение события не способно объяснить утрату легитимности царского государства. А без утраты легитимности революция не произошла бы. В центре этого акта с 1915 по 1917 годы была значительная часть предпринимателей и интеллигенции». Актуальность этого вывода французского ученого подтверждается сегодня опытом многих стран, прежде всего, пораженных «цветными революциями».

Ксавье Моро, директор Центра политического и стратегического анализа Stratpol (Франция), тоже сделал своего рода историческое предупреждение.
«Считаю, что французская и русская революции еще не завершены. Франция является революционной страной. Я бы сказал, что наши народы любят свободу. Русские по натуре своей бунтари», - сказал он. «Идея ниспровержения всего взята из заземления идеи Страшного суда, когда, устав от грехов, Господь говорит “Все, сотворю все новое”», - заметила Н. Нарочницкая.

Михаил Ремизов, президент Института национальной стратегии, отметил: «Вся страна сейчас обсуждает фильм «Матильда». Это, оказывается, единственный крупный кинематографический проект, связанный с крупнейшим в нашей истории событием – Великой революцией, поддержанный государством, - говорил он. - Это провал». Далее М. Ремизов отметил, что «красные кони» революции скачут по кругу вечного возвращения. Это – ретроистория. Мы не работаем с революцией как с историческим капиталом. Поляризация в обществе, при необходимости примирения и согласия, возрастает...

Между новыми «красными» и новыми «белыми» возникает взаимное ожесточение. Образ Николая II является примером такого противостояния.
Мы по-прежнему живем на улицах, которые носят имена революционеров, надо переименовывать. Это симптом нашего безразличия к истории. Придется придерживаться принципа десоветизации через музеификацию, менять памятники. Музеификация – это способ уважительно нейтрализовать напряжение в обществе, считает М. Ремизов.

Еще выступали Ирина Берговская, директор Института истории и философии Калужского госуниверситета им К.Э. Циолковского, Аркадий Минаков, доцент Воронежского госуниверситета, крымчане - Алексей Попов, доцент Таврической академии Крымского федерального университета им. В.И. Вернадского и Татьяна Гогунская, тоже доцент этой академии. А. Попов отметил роль юбилеев в изучении студентами российской истории, Т. Гогунская рассказала, что провела опрос среди студентов. И выяснила, что российскую историю они знают плохо, зато воспринимают как свою, однако с учетом «украинской специфики», волей-неволей отождествляя революцию 1917 г. с киевскими переворотами и последующей разрухой. Тем не менее, результаты опроса вселяют оптимизм, отметила Татьяна Гогунская.

Наверное, нам всем тоже надо постараться остаться оптимистами после того, как были обнародованы результаты опроса (14.09.2017 г.), который провели специалисты Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) в связи со 100-летием Октябрьской революции.

Выяснилось, например, что только 11% россиян осведомлены о том, что большевики в октябре 1917 г. свергли Временное правительство. 65% дали другие ответы, среди которых преобладал вариант «большевики свергли царя».
Руководитель практики политического анализа ВЦИОМ Михаил Мамонов, комментируя итоги опроса, заявил, что при такой фрагментарности знаний «говорить о понимании глубинных исторических процессов не приходится», а пробелы в знании истории ведут «к отсутствию политических ориентиров». По мнению социолога, «отказ от традиционных методов обучения истории приводит к тому, что молодежь знает и помнит лишь то, что видела в фильмах и телепередачах». Так, среди людей в возрасте от 18 до 35 лет доля «затрудняющихся с ответом» колеблется от 50% до 90%. Впрочем, отметил он, молодежь оценивает свои знания заметно критичнее старшего поколения: 62% тех, кому сейчас 25-35 лет, считают свои познания в истории «плохими» и «очень плохими».

Удивительным образом, выводы ученых и социологов, по сути, совпали, хотя они никак не были связаны между собой. Явно, что для нашего общества это сегодня одна из наболевших проблем. И в этом контексте как общий итог года 100-летия Великой российской революции воспринимается фраза, сказанная на конференции Наталией Нарочницкой: «Но это не значит, что надо повторять страницы истории». 

Валерий Панов, Столетие