Владимир Гостюхин: Я веду в Белоруссии политику русского человека

Владимир Гостюхин: Я веду в Белоруссии политику русского человека 11.03.2021 20:53

Советский, российский и белорусский актер и режиссер Владимир Гостюхин 10 марта отметил 75-летний юбилей.

В эксклюзивном интервью ФАН артист рассказал, что думает о Союзном государстве, как рассматривает сегодняшнюю ситуацию в Белоруссии и почему опасается роста националистических настроений.

— Владимир Васильевич, накануне дня рождения вы — на съемках. Но из-за того, что новостей о кино весь прошедший год было не так много, сложилось впечатление, что вы живете вдалеке от столицы…

— В последнее время в связи с коронавирусом проекты, в которых я должен был сниматься, остановились: в одном меня заменили, а другие заморожены из-за того, что я не мог вылететь в Россию. Все это время, практически полтора года, я был у себя на фазенде, редко выезжал, на съемку один раз выбрался в Россию.

На границе с Литвой, в западной Белоруссии, у меня, назовем так, усадьба. Там у меня замечательно! Просто сейчас работа пошла, пришло предложение сниматься. Летом я снялся в пилотном проекте — в комедии «Дочь олигарха», ну и по одному из пилотных проектов утвердили на одну из главных ролей, так что сейчас я в работе.

— Не так давно мы все стали свидетелями известных событий в Минске. Разделилось ли белорусское общество? Повлияет ли это на дальнейшую судьбу Союзного государства? Какова его роль в истории наших отношений, которые долгие годы были стабильно хорошими?

— Раньше была единая страна, я постоянно работал на студиях: «Ленфильм», «Мосфильм», «Беларусьфильм», иногда — Киевская киностудия имени Довженко или Одесская киностудия. Потом все это понеслось в тартарары. Я, как мог, этому сопротивлялся, потому что я — сторонник Советского Союза. Хотя я видел, что что-то неладно в Датском королевстве, еще в 1980-е годы. Я постоянно высказывал свое мнение, на встречах со зрителями что-то «не то» говорил, на меня писали анонимки, в советские времена вызывали меня в КГБ.

В брежневские времена не отпускало ощущение, что все прогнило. Я ушел в западничество. Но мне прочистил мозги замечательный оператор, друг Василия Макаровича Шукшина, Анатолий Заболоцкий. Полтора месяца мы болтались в море на танкере, снимали, очень тесно общались с Толей, и в конце концов я пришел к американофобии. И сейчас не воспринимаю Запад: мне чуждо все, что там сегодня происходит.

Я был свидетелем того, как рушилось кино, умирало производство, гуляли бандиты по улице. Белоруссии это тоже коснулось — и я вдруг оказался здесь иностранцем. Хотя я ездил постоянно на ельцинские митинги в Москву и был бы в Верховном Совете, преступно расстрелянным Ельциным. Хотел туда рвануть, но был занят на съемках.

Ну, слава богу, нам удалось привести разумного человека к власти в Белоруссии — Александра Григорьевича Лукашенко. Он повел другую политику, направленную на сохранение советского наследия. И, как бы трудно ни было, мы всячески поддерживали его — и я в том числе, я был в партии. Для меня очень важно было сохранение страны. А рядом вырастал нацизм, наш местечковый нацизм, и во всех бывших советских республиках «забегали» все эти нацисты.

— То есть в те времена в Белоруссии наблюдалась русофобия?

— Тогда русофобия в Белоруссии поднялась просто на высочайший уровень! Люди, которых я знал, с которыми дружил, вдруг «переобулись в воздухе» и стали «нациками». Когда писатель Василь Быков, очень важный и дорогой для меня человек, по чьей повести «Сотников» я снялся в судьбоносном для меня фильме, заявил, что «воевал не на той стороне», то он перестал для меня существовать.

Я же вступил в партию «Белая Русь» в Минске. По улицам ходили бандиты, люди с факелами в черных рубашках. Белорусские нацисты нас ненавидели, в 1990-е годы были стычки с ними, вплоть до драк. Но вот Александр Григорьевич Лукашенко волей своей и очень правильными поступками постепенно придавил нацизм в Белоруссии, встал на здравые рельсы. Позже с этими бандформированиями, которые выползли на улицы, он поступил очень жестко, организованная преступность у нас, в общем-то, исчезла. И началось развитие. Мне бы хотелось, чтобы в России, на моей родине, был лидер, который сохранил все, что было достойного и великого в Советском Союзе.

— Что было заложено в основу Союзного государства? Как пошло развитие Белоруссии в союзе с Россией?

— В развитии, конечно, помогала недорогая нефть российская. Тогда еще не дорогая, но доходы от этой нефти шли на развитие страны. Меня злило и раздражало, когда на российском телевидении Шушкевич, соратник Ельцина, который разрушал страну, облаивал Россию на всяких ток-шоу. Ни одного здравого, нормального человека из Белоруссии на российском телевидении не показывали. Про Белоруссию было одно: или плохо, или ничего. И вранья было столько… эти издевательские мультики, вся эта дребедень шла! Короче говоря, надо было что-то делать, и Александр Григорьевич затеял и провел референдум.

Белоруссия — единственная страна на постсоветском пространстве, где народ проголосовал за два языка, за близость к России, за связь с Россией, за сохранение отношений с Россией. 80% на референдуме проголосовало. Не европейский, а российский путь выбрал народ. Инициатива была поддержана в Белоруссии, в конце концов Ельцин очнулся и принял разумное решение.

Я присутствовал во время этого праздника, когда подписывали документы. В честь подписания состоялся большой концерт, где выступали белорусы, российские артисты, в зале были все представители российской и белорусской политической элиты. Для меня это была радость, что вот, моя родина, Россия, которую я очень люблю, что мы сохранили эти отношения — единственные страны на постсоветском пространстве.

— Вы говорите о сохранении лучшего, что было в СССР. Но ведь тогда была определенная идеология, строился социализм?

— Лукашенко говорил, что если в России восторжествует социализм, мы соединимся, как песня. Александр Григорьевич, по большому счету, — социалист, у нас нет олигархов, цените это. Я считаю, пусть Россия будет такой, какая она есть. Не надо давить друг на друга, не надо делать из Белоруссии олигархическую республику. Мы выбрали дорогу, развиваемся, давайте друг друга поддерживать, давайте помогать друг другу.

Россия — ближайшая для Белоруссии страна, на постсоветском пространстве другого союзника у нее нет. Случись что, через Белоруссию ведь все покатится. Белоруссия первая попадет под удар, как всегда.

А еще есть кровная связь. У россиян и белорусов — общая память о Великой Отечественной войне. Я работаю, живу за счет России, за счет российского кино — мне попадаются неплохие истории, я с удовольствием работаю и зарабатываю. Я русский, я веду в Белоруссии политику русского человека. Они меня ненавидят, эти нацисты: проходят иногда, шипят, они могут меня спровоцировать на что-нибудь — и такое было.

Я постоянно говорил в интервью, что в Белоруссии, так же, как и на Украине, существует, барахтается, шевелится зародыш нацизма. Когда начали уже переводить книги, где утверждается, будто Россия — это чужеродное что-то, «вы — русские, мы — не русские»... 80% белорусов считают себя русскими, 20% считают себя литвинами, они блюдут литвинскую традицию княжества Литовского и Речи Посполитой.

— Вы — человек с государственным мышлением. Профессия одна, актерская, а масштаб другой…

— Я хотел заниматься режиссурой, у меня были планы, но время сработало против меня. Я хотел открыть русский театр, такой МХАТ с традициями Станиславского, Чехова, но в свое время мне не дали. Меня награждали, у меня полный пиджак самых высоких белорусских наград и список званий.

Я хотел белорусскую студию привести в порядок, предлагал себя худруком и знал, что надо делать, чтобы при небольших средствах, которые выделялись на кино, поднять уровень белорусского кинематографа. Предлагал Латушко (министр культуры Белоруссии с 2009 по 2012 годы. — Прим. ФАН), главному в Союзном государстве Григорию Рапоте, передал ему свой сценарий по Куприну — высокое искусство, высокая трагедия, не какая-то развлекуха. Поделился идеями двух комедий, одна из которых очень яркая, сатирическая… Но ни в России, ни в Белоруссии это не прошло.

Вот так. Я только занимался актерским своим делом, ничего я не мог сделать. А сейчас уже — годы... Вот в 1990-е я был в партии, занимался активно политикой. Тогда — да, были силы: я снял фильм, когда все рушилось — хороший фильм, пользовался зрительским успехом. Наперекор всему светлая картина была — драма о любви, она очень хорошо пошла и в России, и на Украине, и в Молдавии очень хорошо принимали.

— Вы поддерживали политику Лукашенко, были его доверенным лицом. Почему не удалось реализовать задуманное?

— Потому что 6 млн долларов надо было для того, чтобы открыть театр. В России у всех известных актеров — у Джигарханяна, Калягина, Миронова, Безрукова — есть театры. И я хотел, но мне не дали. Потому что я русский.

— Получается, что в жизни вы почти Дон Кихот, хотя ваши персонажи в кино — люди из народа, такие как Иваныч в «Дальнобойщиках»?

— Я глубоко понимаю процессы, я их чувствую, но поменять ничего не могу в этой жизни. Потому что я — одиночка, я люблю быть один. Месяцами нахожусь у себя на фазенде один, и мне не скучно — я думаю, размышляю, читаю.

Сейчас выбираю рассказы историков интересные, открываю для себя какие-то исторические вещи. Живу внутренней своей жизнью… Жалею, что не начал писать. Были попытки, но кино меня захватило. Даже когда Товстоногов приглашал меня на главную роль и хотел, чтобы я работал у него в театре, я был занят на съемках двух фильмов и не мог их бросить. А это любимейший театр, любимейший режиссер!

— Получается, что вы и есть судьба Союзного государства. Если на волне каких-то противоречий этот союз распадется или переформатируется, вы приедете обратно в Россию?

— Нет таких планов. Но если те, что сейчас рвутся к власти, приведут этих наших нацистов-бандеровцев, поднимут их, то, конечно, мне придется отсюда уезжать. Меня убьют просто-напросто.

Я все-таки очень верю, что Белоруссия и Россия останутся в спайке — ну, как Александр Григорьевич и Владимир Владимирович, спина к спине встанем и будем стоять. Здравые люди все понимают, но, конечно, им тяжело. Надеюсь, народный дух победит — вот на это у меня единственная надежда. Доживу ли я до этого — не знаю, но на это у меня есть надежда. Если бы сохранился Советский Союз, советское кино, я бы накатал еще несколько шедевров. Есть хорошие фильмы, но шедевров нет.

— Любовь зрителей к вам больше в России или в Белоруссии?

— Меня любят везде. На Украине меня очень любили, очень много показывали моих фильмов. У меня сестра там живет, а сейчас я у них в черных списках, которые убойные. Как бы сестре не навредило это, потому что семья там... Я в Казахстан дважды гастролировал, в Грузию, из Литвы мне постоянно писали-звонили. Так что народ ко мне относится очень хорошо.

— В современной Белоруссии русофобия, неонацизм — это угроза?

— Конечно, страшная угроза. Расскажу историю. Есть такой украинский блогер, я его слушаю, молодой парень, такой забавный. И вот сегодня посмотрел я его ролик, где мать кричит на сына, которому 13 лет: «Ты что, фашист?» Она обнаружила, что у него там лежит портрет Гитлера, книги про нацизм и что Гитлер для него — вообще святой человек. 13 лет парню, он ответил: «Да», — а она: «Лучше бы я тебя убила». Это страшно. В Белоруссии это страшнее, чем в России: фашизм у нас скрытый, опасный очень.

— А как вы к Сталину относитесь?

— Очень хорошо. Я сейчас очень много узнал, ведь открыты архивы! Но они продолжат трындеть про 20-30 миллионов, про этого Солженицына. Поставили памятник ему… Все ложь, у Солженицына — вранье на вранье, это вообще ложный идол! Если бы я раньше это знал...

— Всегда интересно здесь и сейчас. Что для вас сегодня самая большая боль и в чем счастье?

— Я подвожу итоги. Самое больное, что мир катится в тартарары — по всем категориям: и климатическим тоже, и это надо остановить. Капитализм — это чудовище, на каком бы этапе он ни был. И Маркс об этом говорил, и Ленин, и Сталин говорили…

И вот еще что: есть потрясающий сценарий — «Робкое дыхание» по Куприну. Написал Четвериков, мой товарищ старый. Я бы сыграл! Я бы умер там. Мне бы так хотелось сыграть эту любовь!..

Ангелина Андреева, turbopages.org