« Назад 02.10.2018 15:59 То, что произошло 29 сентября 80 лет назад в бывшей столице Баварии и родине «Пивного путча», в свое время впервые «презентовавшего» миру нарождающийся немецкий нацизм, послужило началом грозных мировых событий и одновременно концом европейской политики, хотя бы номинально опиравшейся на честь и христианские принципы. Собравшиеся в Мюнхене представители ведущих тогда мировых держав, исключив СССР и при негласной поддержке США, отдали на съедение Гитлеру Чехословакию (формально – Судетскую область). Тем самым фюреру, рвущемуся к мировому господству, флажками обозначили направление агрессии на восток – Drang nach Osten, инициировав начало кровавой бойни в Европе. Особым цинизмом стала западная маркировка мюнхенского сговора как «миротворческого» с последующим лицемерным обвинением Москвы в подписания пакта «Молотов-Риббентроп». О глубинной подоплеке договора в Мюнхене, который обрел новое значение в нынешнем противостоянии России и коллективного Запада, беседуем с кандидатом исторических наук, доцентом кафедры новейшей отечественной истории МПГУ, профессором Академии Boeнных наук, начальником научного отдела Российского военно-исторического общества (РВИО) Юрием Никифоровым. – Юрий Александрович, договор по передаче Судетской области Германии действительно стал решающим моментом, триггером Второй мировой войны? – Прежде всего, следует уточнить: обсуждая Мюнхен и события вокруг Чехословакии, мы ведем разговор о начале Второй мировой войны именно в Европе. Сегодня безусловно принимать 1 сентября 1939 года как дату начала Второй мировой войны – значит по-прежнему игнорировать агрессию Японии против Китая, считая дальневосточные события чем-то второстепенным. При этом многие их современники в тот момент как раз считали, что Вторая мировая война уже началась – имея в виду полномасштабное вторжение Японии в Китай летом 1937 года, агрессию Италии против Абиссинии (Эфиопии), Гражданскую войну в Испании, в которой на стороне мятежников – испанских фашистов – открыто выступили Италия и Германия. Что же касается войны в Европе, то здесь, безусловно, историки разных научных школ и направлений сегодня солидарны: принуждение Чехословакии к принятию сформулированных Гитлером и озвученных Муссолини в Мюнхене условий капитуляции (по-другому их не назовешь) привело к такому изменению баланса сил на континенте, что судьба народов Европы оказалась в руках Гитлера и его приспешников. При этом следует иметь в виду, что Мюнхен (а значит, и последующие события – оккупация Чехии весной 1939 г., нападение Гитлера на Польшу 1 сентября 1939 г., и т.д.) был вполне закономерным итогом политики «умиротворения», которую проводила Великобритания с момента прихода нацистов к власти в Германии. Показательно, что Гитлера практически сразу приняли в число «рукопожатных» лидеров европейских держав: летом 1933 г. в Риме Великобритания, Франция, Италия и Германия подписали Пакт согласия и сотрудничества. Французский парламент его не ратифицировал, но, как заметил в свое время известный советский историк и дипломат Валентин Фалин, «проба пера», которым будет выведено зловещее слово «Мюнхен», состоялась уже тогда. Европейскому обывателю, возможно, такой поворот событий и казался невероятным: вместо того, чтобы поддержать своего союзника, демократическую Чехословакию, подвергшуюся наглому шантажу и угрозам, правительства Англии и Франции стали на сторону агрессора и принудили ее капитулировать. Причем больше всего они в тот период боялись, что чехи окажут сопротивление, да еще вдруг позовут на помощь Советский Союз. Но, тем не менее, ничего спонтанного в действиях британских и французских политиков не было. – Главную скрипку в Мюнхенском сговоре на самом деле играл Лондон? Или за его спиной стояли все же влиятельные силы из-за океана? – Я считаю, что «архитектором» Мюнхенского соглашения был в первую очередь Лондон – правительство Чемберлена и те круги британской элиты, кто был ориентирован (в том числе в силу своей финансовой заинтересованности) на сохранение и упрочение господства Англии в своей империи, в колониях. Экономическое влияние Англии в Центральной и Юго-Восточной Европе было настолько менее значимым, что этим регионом можно было легко пожертвовать, чтобы «откупиться» от германских притязаний. Что касается США, то им удавалось сохранять демонстративное «невмешательство» в европейские дела, прикрываясь законами о нейтралитете 1935 и 1937 гг. Сегодня не является секретом, однако, роль американских правящих кругов в возрождении военно-промышленного потенциала Германии в межвоенный период. Последовательное нарушение Гитлером Версальского договора в 1935-1938 гг. не встречало какого-либо решительного осуждения со стороны американской администрации. По сути, американские дипломаты в Европе поддерживали политику «умиротворения», не раз заявляя, что «с пониманием» относятся к территориальным притязаниям Гитлера. Поддержала администрация США и Мюнхен: 26 сентября Рузвельт направил послания Бенешу и Гитлеру, в которых призывал «ради блага человечества» урегулировать конфликт без войны, путем переговоров. Примерно через сутки он отправил Гитлеру еще одну телеграмму, в которой предлагал идею созыва конференции «заинтересованных государств» (СССР в число таковых не включался). Таким образом, давление на правительство Чехословакии со стороны немцев и англичан обретало масштабы давления со стороны всего «совокупного Запада». Попытка не подчиниться этому давлению, защитить свою независимость с оружием в руках, да еще в союзе с СССР вполне могла быть интерпретирована как «выпадение Чехословакии из числа цивилизованных стран», – со всеми вытекающими последствиями. История международных отношений новейшего времени дает немало примеров таковых! Французские и британские «умиротворители», в свою очередь, оправдывали избранный в отношении Гитлера курс тем, что «влиятельные изоляционистские круги» не дадут президенту США отказаться от политики невмешательства и прийти на помощь жертве агрессии в случае войны. – Некоторые эксперты утверждают, что Франция до последнего сопротивлялась захвату Чехословакии и чуть ли не готова была в одиночку воевать против всех стран – участников договора в Мюнхене... – Ничего, кроме попыток выгородить тогдашнее французское руководство (прежде всего, это касается пришедшего к власти после падения в апреле 1938 г. правительства Народного фронта Э. Даладье и его кабинета министров) в этих утверждениях я не вижу. Если говорить о французских историках или публицистах, то, как правило, оправдательные схемы выстраиваются вокруг попыток доказать невозможность для Франции воевать с Германией в тот период: силы, мол, были неравны, авиации у нас было мало и т.п. Стремление французских «умиротворителей» (Даладье, Бонне) следовать в фарватере британской позиции, отказ от необходимости поддержки Праги объясняется их желанием как можно теснее вовлечь Британию в решение германо-чехословацкого конфликта, чтобы «она чувствовала свою ответственность за судьбу Чехословакии» (Ф. Бедарида). Надо сказать, что вопрос о соотношении сил и боеспособности потенциально противостоящих друг другу армий (чехословацкой, французской, германской, британской) с самого начала являлся предметом полемики национальных историографий: настолько ли силен был вермахт в 1938 году, чтобы воевать на два фронта, против Франции и Чехословакии, поддержанных Великобританией? Этот спор отвлекает от главного вопроса: а рискнул бы Гитлер вообще напасть на Чехословакию, если бы Англия и Франция недвусмысленно заявили о своих гарантиях ее территориальной целостности? Ответ на этот вопрос дал начальник главного штаба вермахта, один из подсудимых на Нюрнбергском процессе Вильгельм Кейтель: нет, не рискнул бы. «Мы не были достаточно сильны с военной точки зрения», – заявил он. Поэтому рассуждения о наличии или отсутствии у Франции и Великобритании достаточного военного превосходства для ведения успешной войны – схоластика, не более того. Дело не в отсутствии возможностей, – а в желании. А его у лидеров «западных демократий» не было. Как заявил (не для печати, разумеется) Чемберлен, «…ужасной, фантастичной и неправдоподобной представляется сама мысль о том, что мы должны здесь, у себя, рыть траншеи и примерять противогазы лишь потому, что в одной далекой стране поссорились между собой люди, о которых нам ничего не известно». – Как сегодня можно определяют роль Польши в развязывании Гитлеру рук? Ее называют чуть ли не «внештатным участником» или «ассистентом» Мюнхенского сговора? – Поляки не получили приглашения принять участие в Мюнхенской конференции. Тем не менее роль Польши в тех событиях – это роль соучастника гитлеровской Германии. Считается, что польские правящие круги руководствовались доктриной «равновесия», равноудаленности от Германии и СССР. Однако не Ворошилов регулярно ездил поохотиться в польской части Беловежской пущи в кампании президента Польши Игнаци Мосцицкого, а премьер-министр Пруссии, «наци №2», Герман Геринг. Не Максим Литвинов или Вячеслав Молотов возлагали цветы к памятнику немецким солдатам, погибшим в Первой мировой войне на Унтер-дер-Линден в Берлине, а министр иностранных дел Польши Юзеф Бек. Показательно, что судьбу Чехословакии Геринг и Бек «согласовали» задолго до Мюнхена – во время одного из визитов рейхсмаршала в Варшаву, перед аншлюсом Австрии, в ходе которого Бек «подчеркнул заинтересованность» Польши в одном из районов Чехословакии – Заользье (Тешинской Силезии). И уже 21 марта 1938 года Бек заявил, что проживающие в Заользье поляки имеют право получить такую же автономию, как и судетские немцы. В сентябре, в разгар судетского кризиса, на польско-чехословацкой границе были сосредоточены войска, задачей которых был захват спорной территории – «либо по договоренности, либо с применением силы». В тот момент только один из членов правительства Польши выступил против предъявления Чехословакии ультиматума о немедленной передаче Заользья: со стороны может создаться впечатление, говорил он, что мы действуем согласованно «с гитлеровским агрессором». Но причем тут «создающееся впечатление», если так оно и было? Выдвигая ультиматум 30 сентября, польское правительство запросило Берлин о позиции Третьего рейха в случае начала польско-чехословацкой войны, и получило в ответ обещание полной поддержки. Ультиматум был принят, и польские войска заняли Тешинскую Силезию. При этом возможность пропуска Красной армии через территорию Польши на помощь Чехословакии польским правительством безоговорочно отвергалась. Более того, делались заявления, что в случае, если советские самолеты появятся над Польшей по пути в Чехословакию, они тотчас же будут атакованы польской авиацией. «Недальновидность», мягко говоря, поведения Польши на международной арене в 1930-е годы не раз признавали польские политики после войны, согласны с такой оценкой и многие современные польские историки, даже те, кто оправдывает участие в расчленении Чехословакии необходимостью «защитить» поляков Заользья от Гитлера. Как бы то ни было, отрезвление наступило в Варшаве уже через месяц: 24 октября министр иностранных дел Третьего рейха Риббентроп вызвал польского посла и озвучил требование о передаче Германии Данцига (Гданьска). Стало понятно, что следующей мишенью для Гитлера должна стать Польша. – В книге французского военного историка Ле Гуайе приводятся сведения о том, что еще в начале мюнхенских переговоров Чемберлену передали секретное письмо от группы немецких генералов:«Мы убеждены: если союзники торжественно заявят, что они готовы использовать силу, чтобы помешать Гитлеру захватить Чехословакию, фюрер откажется от своего замысла. Поэтому мы умоляем Великобританию и Францию недвусмысленно объявить свою позицию, причем как можно скорее, так как вторжение в Чехословакию намечено на 28 сентября. Кроме того, союзники должны знать, что, если в самом невероятном случае Гитлер все-таки решится привести в исполнение свой план, мы готовы помешать ему всеми средствами и отстранить его от власти». Есть ли другие подтверждения такого антигитлеровского военного заговора? – Среди военных и дипломатов Третьего рейха в тот период возникли оппозиционные настроения и, как считается, существовала группа заговорщиков, обсуждавших вопрос об отстранении Гитлера от власти в случае начала им войны против Чехословакии. Прежде всего, к ним причисляют начальника Генштаба сухопутных войск Германии Людвига Бека и его преемника на этом посту Франца Гальдера, командующего войсками Берлинского военного округа Эрвина фон Витцлебена, статс-секретаря министерства иностранных дел Эрнста фон Вайцзекера, офицеров абвера Ганса Остера и Ганса-Берндта Гизевиуса. Некоторые из них, действительно, имели неофициальные контакты и даже лично встречались с высокопоставленными британскими политиками, в том числе с министром иностранных дел Э. Галифаксом, находившимся тогда в оппозиции У. Черчиллем, и пытались повлиять на позицию Британии, обещая произвести в Германии «политический переворот». Заявлять, однако, что Чемберлен в Мюнхене «спас» Гитлера от заговорщиков, как это иногда делается, я бы не стал. Прежде всего потому, что специалисты по истории Сопротивления в Германии, прежде всего немецкие, совершенно не склонны переоценивать решимость так называемых «оппозиционеров» предпринять какие-то реальные действия против гитлеровского режима. Скорее всего, смысл маневров заключался в стремлении побудить Чемберлена и его правительство занять более жесткую позицию в отношении притязаний Гитлера, и тем самым заставить отступить. Что, как они справедливо считали, позволит избежать участия Германии в большой войне, возможное поражение в которой их страшило. Осознание того факта, что «Гитлер – это война», заставляло их искать контактов со «сторонниками мира» в Великобритании. Только почему они решили, что Чемберлен и Kо действительно являются таковыми? – Существует мнение, что СССР переоценил свои дипломатические возможности. Москву полностью отстранили от переговоров в Мюнхене, Польша отказалась пропускать наши войска, но и сама Чехословакия не приняла предлагавшуюся ей военную помощь… – Возможности Советского Союза, как показало развитие событий, были весьма скромными, и в Кремле никаких иллюзий относительно своей способности воздействовать на ситуацию не питали. Тем не менее, поскольку СССР не на словах, а на деле был заинтересован в сохранении на карте Европы Чехословацкого государства, его дипломаты наиболее последовательно выступали против расчленения этой страны, неоднократно и недвусмысленно выражая готовность выполнить свои обязательства по договору с ней и прийти на помощь в случае агрессии. В первых числах сентября Советский Союз предложил немедленно созвать Совет Лиги Наций, провести совещание Англии, Франции и СССР и опубликовать совместную декларацию в защиту ЧСР, созвать совещание представителей генеральных штабов Франции, Чехословакии и СССР для обсуждения возможных совместных действий. Советский план действий в защиту Чехословакии соответствовал курсу «коллективной безопасности». Он состоял в том, чтобы заручиться санкцией большинства членов Лиги Наций на отпор агрессорам и, может быть, получить одобрение США, а это могло бы побудить Польшу или Румынию дать согласие на пропуск советских войск. При этом Советский Союз надеялся, что Франция, – как она не раз заявляла, – тоже придет на помощь Чехословакии. Однако, все инициативы, выдвигавшиеся Москвой, все ее заявления были проигнорированы. В самый разгар кризиса, в конце сентября, Кремль выразил готовность поддержать Чехословакию и в одностороннем порядке, в том случае, если от нее поступит просьба о помощи. При этом в СССР была проведена частичная мобилизация. Но правительство Эдуарда Бенеша предпочло капитулировать. Что же еще могла сделать советская дипломатия? К тому же следует учитывать и общий контекст. Выступая с какими-то инициативами на международной арене в 1930-е годы, Сталину приходилось соблюдать крайнюю осторожность: в Европе слишком высок был уровень поддержки «антикоминтерновского» вектора, на чем успешно паразитировали Муссолини и Гитлер. Поэтому, кстати, можно понять оправдания президента Чехословакии Бенеша, объяснявшего свою капитуляцию боязнью – в случае согласия на помощь Красной армии – остаться не просто без французской и британской поддержки, но получить Англию и Францию в качестве союзников Гитлера. Тем более это касается еще одного соседа Чехословакии – Польши, чья позиция в период Чехословацкого кризиса не вызывала сомнений в своей враждебности. Мотивы советской сдержанности хорошо объяснены наркомом иностранных дел СССР Максимом Литвиновым в инструкциях, направленных полпреду в ЧСР Сергею Александровскому: «Конечно, мы чрезвычайно заинтересованы в сохранении независимости Чехословакии, в торможении гитлеровского устремления на юго-восток, но мы без западных держав вряд ли можем что-нибудь существенное предпринять, а последние не считают нужным добиваться нашего содействия, игнорируют нас и между собой решают все, касающееся германо-чехословацкого конфликта. Нам неизвестно, чтобы сама Чехословакия когда-либо указывала своим западным «друзьям» на необходимость привлечения СССР. Выступать при этом публично и официально с критикой действий Англии и Франции значило бы вызвать обвинение в нашем стремлении сорвать их «мирную акцию» и в поощрении чехословацкой непримиримости, не принеся этим никакой пользы Чехословакии». «Политика – искусство возможного». Эти приписываемые Бисмарку крылатые слова лучше всего характеризуют внешнюю политику Советского Союза в тот период. – Вытекал ли пакт «Молотов-Риббентроп» непосредственно из Мюнхенского сговора? Что можно здесь сказать западным ревизионистам, желающим пересмотреть причины и итоги Второй мировой войны? – Я не считаю, что советско-германский договор можно рассматривать как прямое следствие развития событий вокруг Чехословакии, демонстративного отстранения СССР от участия в разрешении Чехословацкого кризиса. Особенно глупо выглядит примитивное объяснение решения Кремля пойти на сближение с Германией летом 1939 года личной обидой Сталина на то, что его не пригласили в Мюнхен. Конечно, наблюдая развитие событий вокруг Чехословакии, Иосиф Виссарионович не мог не расценить совершенное предательство как доказательство враждебности Запада в отношении Советского Союза, прямую угрозу его безопасности. Эти опасения подкреплялись донесениями разведки. Тем не менее, никакой «переориентации на Германию», о которой твердят ревизионисты, в Кремле не произошло. Весной-летом 1939 года Советским Союзом была сделана еще одна попытка договориться с Англией и Францией о заключении военно-политического союза, что должно было заставить Гитлера отказаться от нападения на Польшу. Только провал англо-франко-советских переговоров военных миссий, проходивших в Москве в начале августа, заставил Сталина согласиться на немецкое предложение договора о ненападении. При этом для правильного понимания сложившейся ситуации нужно представлять, что наличие или отсутствие советско-германского договора летом 1939 году никак не могло повлиять на решимость Гитлера осуществить военное нападение на Польшу. Реализация плана «Вайс» не ставилась в зависимость от какого-либо соглашения с СССР. Дата нападения – 1 сентября – была установлена Гитлером еще в апреле. При этом даже «второе издание» Мюнхена (при котором Польша по указке Великобритании согласилась бы уступить Германии Данциг и «коридор») было Гитлеру в тот момент уже совершенно не нужно. «Ревизия истории» на Западе – это большей частью политико-идеологическая кампания, являющаяся частью ведущейся против России информационной войны. Так называемые «западные ревизионисты» – это прежде всего специалисты в области проведения исторической политики, а вовсе не историки. Позиция же историков-профессионалов в Германии, Франции, Чехословакии и даже в Польше слишком сильно отличается от существующего сегодня в Европе политического «заказа на историю» и практически не влияет на содержание и характер ритуальных заклинаний европейских политиков и СМИ по поводу пресловутого пакта. Уверен, в следующем 2019 году скорбная дата 80-летия нападения Гитлера на Польшу обязательно будет использована для усиления пропагандистского «накачивания» образа врага европейской цивилизации в лице нашей страны как правопреемницы Советского Союза – путем обвинений в развязывании Второй мировой войны, пособничестве Гитлеру, вины за Холокост и т.п. Но эта пропагандистская «повестка» имеет какие-то шансы на успех только при условии одновременного замалчивания предшествующих событий, нежелания их вспоминать и обсуждать. Классический пример ухода от ответственности: вместо того, чтобы признать вину и попросить у народов Европы прощения за пособничество Гитлеру, потворство нацизму в развязывании Второй мировой войны, правящие круги Великобритании, Франции, США и подконтрольные им масс-медиа уже в течение многих десятилетий морочат людям голову, рассказывая сказки о том, как усатые диктаторы «делили Европу» в 1939 году. – В чем, на ваш взгляд, историческое значение и сегодняшняя актуальность Мюнхена-1938? – Последствия Мюнхенского сговора были поистине катастрофическими для миллионов людей и многих стран, включая и участников соглашения. Оккупировав сначала Судетскую область, а затем и всю Чехословакию, нацисты получили в свое распоряжение промышленный потенциал одной из наиболее развитых стран Европы, что позволило им резко увеличить производство вооружений. Решение «чехословацкого вопроса» укрепило уверенность нацистов в том, что Англия и Франция не будут воевать за малые страны Европы, с которыми они были связаны союзными договорами и которым они громогласно обещали поддержку. Чемберлен в Мюнхене, если так можно выразиться, вручил Гитлеру ключи от замка зажигания, - с этого момента дата начала большой европейской войны полностью зависела от Берлина, от воли и решимости агрессоров, строивших амбициозные планы по установлению мирового господства. Захват Польши, парад вермахта в Париже, бегство англичан из Дюнкерка и вторжение многонациональных гитлеровских войск в нашу страну стали делом времени. Бывший посол США в Испании К. Бауэрс отметил в письме бывшему послу США в Германии У.Э. Додду: «Мюнхенский мир за одну ночь свел Францию до положения жалкой второстепенной державы, лишив ее тщательно культивировавшихся друзей и всеобщего уважения, а Англии нанес такой сокрушительный удар, какой она не получала в течение последних 200 лет. Полтора века назад за такой мир Чемберлена засадили бы в Тауэр, а Даладье казнили бы на гильотине» С научной точки зрения должен быть изучен как можно более всесторонне и глубоко механизм возникновения глобальных войн – чтобы эффективно противодействовать повторению чего-то подобного в современном мире. В то же время «уроки Мюнхена» звучат сегодня достаточно банально, они не раз озвучены в выступлениях многих современных политиков, в том числе российских: пресловутое «умиротворение агрессора» до добра не доводит, так как способно только разжечь его аппетиты. Для обеспечения мира и равной безопасности для всех не только в мировом, но и в региональном масштабе необходимы коллективные усилия на основе соблюдения международной законности. Андрей Самохин, Столетие КомментарииКомментариев пока нет
|