|
« Назад 28.07.2015 12:30 
Захар Прилепин о книге Владимира Бондаренко «Иосиф Бродский». Самое подкупающее в работе Владимира Бондаренко — то спокойствие, с которым он проделал свою работу. Можно было ожидать некоторого напора и запала, потому что задача, казалось бы, стоит сложная: рассказать о Иосифе Бродском как о русском национальном поэте — о том самом Бродском, которого по большей части считали сугубым западником и человеком, в целом далёким от всякой там русской почвенности, русского империализма и прочей «хтони». Но книга написана с некоторым даже умиротворением. Интонации Бондаренко лишены какой бы то ни было нарочитой полемичности. Всё оказалось куда проще — и главным помощником Бондаренко в этой истории выступил сам Бродский. Удивительно, что никто не задумался всерьёз проделать такую работу дальше. Первые сомнения в создавшемся образе могли появиться ещё несколько лет назад, когда вышли переводы на русский язык нескольких исследований европейских славистов, где из работы в работы кочевало то обиняками, то прямо выражаемое удивление: Бродский вовсе не то, что мы о нём думали. Бродский консерватор в теме гендерных отношений, его представления чудовищно далеки от новейших европейских тенденций — он откровенный противник феминизма, воспринимает женскую сексуальную свободу как недоразумение и считает, что место женщины — возле люльки и на кухне. Бродский откровенный ксенофоб и позволяет себе издаваться над отдельными народами и целыми религиями. Бродский империалист и милитарист. Бродской сплошь и рядом бывает настолько неудобоваримым, что вообще неясно, как ему дали Нобелевскую премию. Стали раздаваться голоса, что скорей всего, Нобелевку не стоило ему давать. Естественно, он же нормальный русский писатель, со многими типическими закидонами. Это ещё что: исследователям пока толком не известна серьёзная часть его литературного наследия, в том числе множество стихов, написанных в ссылке. Но по прямым и косвенным признакам вполне понятно, что они очень многих всерьёз огорчат. Потому что там Бродский предстаёт как натуральный ватник. В работе Бондаренко нет ухода от болезненных моментов. Он спокойно и подробно рассказывает о позорном суде над Бродским, сетует на то, что советское чиновничество повело себя подло и глупо, не разрешив родителям Бродского съездить повидаться к сыну. Но главные темы, его интересующие, конечно же, несколько иные. Бондаренко нашёл храм, в котором, скорее всего, был крещён Бродский. Выяснил, кто совершил обряд крещения (о. Павел Орнатский), и предположил, что крёстной Бродского была записана его няня Груня. Бондаренко анализирует Бродского как глубоко христианского поэта. Подробно останавливается на русофильских, «народных» стихах Бродского. Его откровенно консервативных предпочтениях в поэзии. Отмечает созвучие стихов Рубцова («Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны») и Бродского («Ты поскачешь во мраке, по бескрайним холодным холмам…»). Приводит его интервью, где Бродский говорит составителю избранной антологии русской поэзии прошлого века: «Если… в антологию… будет включена „Погорельщина“ Клюева или, скажем, стихи Горбовского — то „Бабьему яру“ там делать нечего…» Становится ясно, какой огромный объём работы здесь ещё предстоит сделать: Бондаренко намечает пути, по которым стоит двигаться. Он пишет о бесспорном: Бродский бродил меж трёх империй — российской, американской, римской, и, по сути, был поэтом имперских пространств, имперских масштабов. Чеслав Милош, напоминает Бондаренко, писал о Бродском: «Империя — одна из словесных дерзостей Бродского. Римские завоевания не именовались „освободительными“ или „антиколониальными“. Они были не чем иным, как торжеством силы… То, что их страна является империей может быть для русских источником гордости… это неоспоримая реальность. „Империя“ для Бродского означает так же сами размеры континента, монументальность как таковую, к чему он питает слабость». В свете того, что российские прогрессисты последний год (на самом деле, последние 25 лет, если не больше), как заведённые повторяют, что надо скорее с русской империей расставаться, ибо это фи, моветон — мы выходим на ту ступень, когда приходится выбирать — ты с Бродским или с этими ребятами. Исключительно стилистический, но какой важный выбор. То, что распад СССР не принёс Бродскому радости — это не предположение, а факт. «Империю жалко» — сказал Бродский Андрею Вознесенскому однажды. С Вознесенским они ведь никогда не общались, Бродский, признаться, терпеть его не мог: Но распад русской империи в каком-то смысле сделал национальных поэтов сиротами — это их примирило. Соглашаясь с тем, что по своим взглядам Бродский, безусловно, западник, Бондаренко разумно сравнивает его с Герценом — который для Маркса был столь же безусловным русским мракобесом. Никто всерьёз не задумался, почему Бродский назвал роман Анатолия Рыбакова «Дети Арбата» — который в конце 90-х был одним из мировых бестселлеров — «макулатурой». Мы мало думали о Бродском, блестяще описавшем и предсказавшем тот чудовищный хаос, что воцарился в России после развала Союза: «Иначе — верх возьмут телепаты, Отдельная и немаловажная тема: любовь Бродского к двум русским женщинам — Бондаренко пишет и об этом. Очень точно подмечено в финале книге о будто бы затянувшейся жизни Бродского, когда конец 80-х — начало 90-х выглядели в его биографии словно послесловие к уже свершившемуся. Оттого Бродский, говорит Бондаренко «…боится прервать строку, потому что со строкой закончится и жизнь». Быть может, это спорно — мне нравится и поздний Бродский, и эта его нарочитая бесконечность напоминает морскую стихию, однообразную и смещающую горизонт. В этом есть своя неизъяснимая прелесть. Единственное замечание по поводу работы Бондаренко: не очень ясно, отчего повторы одной и той же мысли встречаются там по три раза в одной главе — может, стоило избавиться от этих повторов? «Каждый Генрих Шлиман находит свою Трою», — пишет Бондаренко. Он Трою нашёл. Теперь уже не зароешь. …Ах, да, мы ничего не сказали про стихи Бродского на отделение Украины. Это, конечно, не вывих сознания великого поэта, как в дикой обиде теперь смотрят на это люди, именем Бродского до сих пор клявшиеся и божившиеся. Это прямое следствие всего его пути. Ваш Иосиф не предал вас. Он просто никогда не был с вами. А «Пятая годовщина» его — ну, что, отличные стихи. Я их готов вслух прочитать на любом патриотическом собрании. А вот вы «Оду на отделение…» вслух читать не сможете, голова взорвётся. КомментарииКомментариев пока нет
|
Я памятник ему открыл нерукотворный…
Белорусскими беглыми при активном участии потомков полицаев и предателей, осевших за рубежом, предполагается возложить вину за геноцид белорусского населения фашистами в годы Великой Отечественной войны не на фашистов, а …на правительство СССР и партизанское движение, создав миф, во многом аналогичный мифу об украинском «голодоморе». Как и в случае с Украиной, в Белоруссии, основываясь на реальных фактах, данными силами, поддерживаемыми из-за рубежа, предполагается полностью изменить общественную оценку произошедшего. Стратегической целью всего этого является воспитание ненависти к России, к русскому народу, срыв интеграционных процессов в рамках Союзного государства России и Белоруссии, как и Евразийского Экономического Союза.
Взятие Берлина было убедительным свидетельством превосходства советского военного искусства над искусством гитлеровской армии. Подготовленная в кратчайшие сроки и в исключительно сложных условиях Берлинская операция завершилась полным разгромом и уничтожением мощной группировки врага в невиданно короткий срок – всего за 17 дней. Отмечая это, маршал Советского Союза А. М. Василевский много лет спустя писал: «Темпы подготовки и осуществления завершающих операций свидетельствуют о том, что советская военная экономика и Вооруженные Силы достигли в 1945 году такого уровня, который и позволил сделать то, что ранее показалось бы чудом».
В условиях глобального, общепланетарного кризиса проблема социального прогресса становится проблемой выживания самого человечества. Как подчеркивается в Докладах Программы развития ООН сегодня ясно одно: «развитее, увековечивающее современное неравенство не только не является устойчивым, но и нет смысла сохранять его». Итак, объективная логика философско-исторического процесса подводит человечество к идее справедливого общественного устройства в современном мире. А эта идея и есть идея социализма в общепланетарном масштабе.
23-24 апреля боевые действия на всех направлениях приняли особенно ожесточенный характер. Хотя темпы продвижения советских войск несколько снизились, противнику не удалось остановить их наступление. Замысел немецкого командования по предотвращению окружения и расчленения, шедшей на помощь Берлину группировки гитлеровских войск, был сорван.
Великая Отечественная война была не просто военным столкновением между союзами соперничающих государств. Это была величайшая в истории битва не на жизнь, а на смерть между человеколюбием и человеконенавистничеством, Добром и Злом, Светом и Тьмой. Это была непримиримая схватка между свободолюбивыми народами Русского мира и черной нацистской Европой с бесноватым фюрером во главе. И последней точкой в этом небывалом четырехлетнем сражении стала битва за столицу «тысячелетнего» рейха - Берлин.