Олег Прудников: Гангутская победа – триумф России на фоне союзнического предательства

Олег Прудников: Гангутская победа – триумф России на фоне союзнического предательства 17.08.2015 13:51

«Во всём свете у нас только два верных союзника – наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас» (Император Александр III).«Врагов имеет в мире всяк, но от друзей спаси нас, Боже!» (А. С. Пушкин).

Знаменитые слова о союзниках были сказаны Александром III-м на торжественном обеде, данном в честь визита князя Николая Черногорского. Известный своей прямотой и нетерпимостью к подлости, государь на виду у дипломатического корпуса открыто заявил о наличии у него привычки не обманываться насчёт верности доблестных союзников. «…Опыт XIX века – писал двоюродный брат Богатыря-самодержца, великий князь Александр Михайлович – научил царя, что каждый раз, когда Россия принимала участие в борьбе каких-либо европейских коалиций, ей приходилось впоследствии лишь горько об этом сожалеть». Лондонская «Таймс», по понятным причинам, сразу же опубликовала противное мнение «об удивительной речи, произнесённой русским императором, идущей вразрез со всеми традициями в сношениях между дружественными державами».   

Прошумевший в веренице жарких солнечных будней воскресный выходной день 9 августа оказался памятен военно-морским триумфом петровских галер на Балтике, равным по стратегическому значению сухопутной Полтавской битве. В сознании блеснули картины событий трёхвековой давности. А далее, в связи с эпизодом из пореформенной эпохи, воспоминание об отважном пленении части огромного шведского флота Густава Ватранга русскими 36-вёсельными «скампавеями» у мыса Гангут подвигло задаться вопросом – почтенной ли Владычице морей подобало так возмущаться совершенно естественной и справедливой реакцией, которую проявил в собрании дипломатов носитель идеалов и короны Петра? Следует без сомнения ответить – искренние чувства императора Александра Александровича были, воистину, заслуженным результатом своеобразных «традиций» неблагодарных европейских союзников. Да и не только на протяжении девятнадцатого столетия они мастерски демонстрировали своё вероломство. На память приходит и «век осьмнадцатый», а вместе с ним – множество «любезностей», преподнесённых «дружественными державами».               

В августе текущего года можно условно отметить триста пятнадцатую годовщину со времени начала активного английского вмешательства в дела поднявшейся с колен после преодоления Смуты и Раскола, заново возросшей, независимой России. Англия задолго до образования США явилась предтечей евроатлантического блока и, с возрождением крепкого государства у «варварских московитов», взялась за повсеместную организацию противостояния русским интересам. Именно она, выставляя себя дружественным посредником молодого Петербурга, готовилась к нападению на Балтийский флот, родившийся под Андреевским флагом. Она же настаивала в Гааге на заключении договора о неприкосновенности шведских владений в Германии. Её постоянными интригами объяснялось отсутствие единства в действиях западных стран, если они касались отношений с Россией.    

Вспоминая о Гангутской победе, возникает желание внести посильный вклад в составление некоей символической Летописи союзнического предательства. Отдельные главы этой ненаписанной повести, пожалуй, смогли бы превратиться в яркую иллюстрацию к истории нашего жертвенного народа. Ибо ему, могучему строителю необъятного и многоликого евразийского Отечества, всегда приходилось терпеть завистливых «союзников» и полагаться в любых войнах исключительно на собственные силы. Приступим же к созданию одной из небольших глав задуманной «летописи» и обратим внимание на то, в каких перипетиях с тогдашними союзниками Россия провела, по меньшей мере, один, 1714-й, знаковый год Великой северной войны – год русского Гангута. Ведь с его наступлением Европа недоверчиво встретила дальнейшее продвижение царских войск, шедших по следам разбитых шведских армий.

Громкие победы России в Северной войне буквально ошеломили дворы союзных стран. В ту пору среди таковых числились, прежде всего, Дания, Саксония и Речь Посполитая. Кроме того, к 1714 году вокруг Северного союза вершили международный торг юная и столь же хищная бранденбургская Пруссия, разрываемая религиозно-политическими противоречиями католиков и протестантов Римско-германская империя в лице австрийского монарха и, разумеется, вездесущая, ненасытная Англия, недавно провозгласившая себя соединённым Британским королевством.   

В начале года полки Петра Великого уже находились на немецкой земле. На фоне трусливого бездействия союзников русские батальоны давно закончили самостоятельную осаду бастионов Штетина. Непобедимая гвардия, ведомая Реформатором под сенью преображенских и семёновских знамён, штурмом взяла неприступные перекопы на болотах голштинского Фридрихштадта. Датско-саксонские вояки при этом неплохо использовали рвение неутомимого творца Петербурга не затягивать с проведением кампании. Получив от царя четыре полка для защиты занимаемых ими позиций, они практически не участвовали в захвате крепостных центров. К тому же, датский король не сдержал полученного русским штабом обещания напасть на шведов в Норвегии, которая вскоре сделалась последним прибежищем короля Карла.      

Очистить Померанию от хорошо укреплённых опорных баз Стокгольма союзники предоставили героическим петровским солдатам. В итоге «Шведская Германия» фактически перестала существовать. Покорённые скандинавскими захватчиками города, включая Штетин, Грейфсвальд и остров Рюген – священный «Руян» древних славян – заняли гарнизоны русского наблюдательного корпуса. В соседнем Мекленбурге весьма виртуозно воспользовались приходом великодушных освободителей. В отличие от разорительной восемнадцатитысячной орды шведского фельдмаршала Стенбока, дисциплинированная армия православного монарха принесла водворение порядка и установленных законов. Шверинский герцог Карл Леопольд с удовольствием подкрепил багинетами наших воинов ускользавшую от него в руки феодального рыцарства суверенную власть. Эти надёжные обоюдоострые штыки, как и царский протекторат над Мекленбургом, объявленный позднее на короткий двухлетний срок, обеспечили вовсе не русское владычество, а временную сохранность местного княжеского права. Уничтожив врага, основная армия под командованием Меньшикова двинулась к родным границам. Единственной крепостью Швеции в Померании твёрдо стоял Штральзунд. На исходе года, в темноте дождливой ноябрьской ночи, к его караульным неожиданно постучится беглец в оборванном платье. Часовые узнают в нём своего венценосца, несломленного судьбой, бесстрашного полководца Карла Двенадцатого…  

За несколько месяцев до того Лондон запланировал помешать «нашествию» царя на Германию. «Английское преобладание» в европейской политике стало расти параллельно с военно-дипломатическими успехами России. Петру донесли о намерениях Британии не позволить ему покончить со Швецией. В запале противодействия англичане отрядили пятнадцать крупных кораблей, чтобы совместно с Голландией угрожать русскому наступлению в Померании. Но морская экспедиция в 1713 году не получилась по причине разумного уклонения голландцев от подобной «дипломатии канонерок». Афера сорвалась. Отметим, что нидерландское правительство сохранило трезвость коллективного рассудка. Несмотря на требования британского кабинета прекратить русско-шведскую войну и заставить Россию вернуть практически все отвоёванные территории, осторожная Голландия не нарушала подлинно дружественного нейтралитета. Не в пример ей трудились иные политики Европы.    

Главным «козырем» в английской дипломатической игре и антирусской пропаганде были опасения союзников по поводу возросшего могущества восточного соперника. Петра ненавидели хотя бы за то, что из Лондона, Парижа и Вены распространялись слухи о желании России утвердиться на немецкой земле. Оттого друзья, посредники и союзники не столько помогали бороться со Швецией, сколько оттягивали падение раненого Льва и втайне надеялись на продолжение его смертельной схватки с византийско-московским Орлом. 

Вопреки лживым выдумкам о захватнических замыслах невского Преобразователя, Россия не выступила с претензиями на занятые ею с боями германские земли. Зато поверженные её войсками шведские крепости в Померании привлекли неотвязное, гораздо большее, чем во времена осады, внимание Дании, Саксонии и отдельного саксонского союзника, Голштинии. Представителей этого вечно враждовавшего с Данией княжества, подоспевшего к чужой военной добыче, не смущало, что по приказу их же курфюрста Христиана Августа ворота Теннингена и Фридрихштадта намеренно открывались для шведских отрядов Стенбока, оборонявшихся от русских частей. Не смутился и их курфюрст последующим внезапным прибытием шведского короля. Хитрый голштинский властелин, как свидетельствует история, первым поклонился в стенах Штральзунда родственному другу. На деле случилось как раз совершенно обратное тому, чем запугивали британские советники немецких принцев. Русские трофеи лишили покоя не царских чиновников, а западноевропейских сторонников и противников антишведского союза. По данной причине кампания 1714 года целиком легла на плечи Всероссийской державы. Союзники занимались куда более выгодными делами.      

Пруссия, формально всё-таки вступившая в Северный союз, и «нейтральная» Голштиния многие месяцы подряд со скандалом добивались уступки им Штетина, Рюгена, Висмара и даже никем не освобождённого Штральзунда – «под секвестр», ради совместного управления «до окончания войны». Саксония, за себя и за королевскую Польшу, поднимала вопрос о выплате убытков вследствие их исключения из процесса «секвестрации». Дания негодовала на недобросовестных партнёров, которые отрешили её от раздела «шкуры неубитого зверя». Петра мало волновали мелочные жалобы союзников друг на друга и письма из Копенгагена. Царь энергично готовился к походу в Финляндию. Оттуда, с кораблями Фёдора Апраксина и армией Михаила Голицына, которая в канун весеннего пробуждения разгромила последнюю десятитысячную группировку генерала Армфельда, он собирался шагнуть к шведской столице. Там ожидала его слава Гангута.  
     
К моменту Гангутского боя, закипевшего в летних шхерах Рилакс-Фиеле, происки англичан ненадолго утихли. Лёгкое охлаждение к Швеции последовало в Британии после утверждения Стокгольмом флотского «каперского устава». Зарвавшиеся шведы приступили к пиратству без разбора флагов, попадавшихся посланным в море фрегатам. За один четырнадцатый год они отобрали у английских компаний путём неприкрытого разбоя двадцать четыре торговых судна. Задетый «за живое», Лондон стал сговорчивее. Правда, определённую роль здесь сыграло стечение дополнительных обстоятельств. За восемь суток до «абордирования» русским десантом флотилии Эреншильда, 1 августа, скончалась английская королева Анна. Её трон, как известно, наследовал курфюрст Ганноверский Георг. Ему-то, ганноверскому правителю, Пётр заново предоставил гарантии получения Ганновером двух городов вблизи Северного моря, Бремена и Фердена. Отвлечь опасных «друзей» содействием в обретении ими увесистого лакомого куска он намеревался заранее, «чтобы ганноверский двор не мешал». Казалось, на гребне триумфа блестящей морской победы Пётр смог добиться от Англии реальной союзной поддержки. Предложенный им договор всё же обяжет Ганновер в следующем году официально вступить в войну на стороне Северного союза и послать для взятия Штральзунда пятнадцатитысячный корпус. Английский король от имени немецкого курфюршества согласится со справедливостью воссоединения районов Ингрии и Карелии с Россией, а также признает неминуемое вхождение в её состав Эстляндии и Ревеля. Однако продлится эта союзная «идиллия» недолго. 

Англия не изменила своей традиции. Ценой её политических реверансов стало решение вопроса о присоединении к Ганноверу обещанного шведского генерал-губернаторства. В 1719 году предприимчивая британская олигархия «сколотила» дружественный альянс против Российского государства. В него вошли Саксония, Ганновер и Австрия. Согласно сепаратным договорам со Швецией, Дания и Пруссия напрочь раскололи Северный союз. С окончательным распадом лживых союзных договорённостей Россия убедилась в простой истине – и воевать, и проводить переговоры о мире в «цивилизованной Европе» легче всего в одиночку. 

Не напрасно Пётр, воспитанный учениками и сподвижниками Симеона Полоцкого, изумлённо читал о поведении «благородных друзей» в докладе из Вены, присланном в 1714 году графом Матвеевым: «…Другие державы много могут делам российским вреда причинить… Всегдашние победы царского величества над обессиленным неприятелем, особенно нынешнее торжество в Финляндии над генералом Армфельдом, великую зависть здесь и везде распространяют, и хотя, по-видимому, многие правительства нашим победам радуются, но в сердце у них другое чувство гнездится…». И не зря в адрес бывших западных союзников Петр Алексеевич собственноручно написал инструкцию в Лондон князю Куракину: «Того ради можешь обнадёжить, что мы ни на какие их угрозы не посмотрим и неполезного миру не учиним, но, что бы ни было, будем продолжать войну, возлагая надежду на правосудца Бога против таких проклятых обманщиков».