|
« Назад 14.04.2020 16:03 
Небольшая зарисовка к 90-летию со дня смерти Владимира Маяковского. Русского советского поэта, футуриста, одного из крупнейших творцов XX века. Мне часто снится Маяковский. Он почему-то плачет. Я пытаюсь заговорить с ним. Но даже в смерти (а я понимаю, что поэт мёртв) — он взирает свысока и не хочет со мной беседовать. Ведь он меня совсем не знает. А болтать с чужаками Маяковский не любил… Все они, ближний поэтический круг, сотканный из всевозможных направлений-отклонений и неистовства «Бродячей собаки» — с льющим на клавиши рояля горюче-коньячные слёзы пианистом Цыбульским: — в общем-то, были почти ровесниками… Плюс-минус. Хотя малолитражка «Шевроле» появилась в недалёком будущем (в 1920-х) у него первого. Так получилось, что именно Маяковский, никто из них другой, овеян был какой-то фантасмагорической тенью… Нет, не славы, — а как бы лучше выразиться: — мистики, что ли, подлунного булгаковского мистификаторства. Молодые Володины ровесники ещё крутились на турниках и прыгали с шестом, бегали наперегонки. Когда он уже выпрастывал метафоры, несравнимые ни с чем, бывшим в творческом наследии до того. Никто даже представить не мог, мол, сердце человека похоже на церковь. И что можно выскочить из самого себя, опираясь на собственные рёбра. И что рьяно гарцующие по бильярдному столу шары — «слепые кони фортуны». Управляемые «умным» кием. В мутно-сумеречном мареве лунных бликов он дирижаблем проплывал мимо очарованных литературных коллег, — не замечая их, не зная, попросту не желая отвлекаться зазря. Всем казалось, что у него — несколько ног. И несколько рук. Так его было много. Таков был интерес публики к его ажитированному облику, исчезающему в тумане невысказанных грёз и необъявленных обещаний. Сулящих скорое всеобщее благоденствие. Когда сидит в ресторане и нетерпеливо чистит раков, — то и дело укалываясь о непослушный жёсткий панцирь, не поднимая глаз, — все видят, что он нервничает. Услужливо подрулившему к трапезе метрдотелю во всеуслышание пеняет за членистоногих: «Да вы бы хоть маникюр им сделали, любезный!» — И надо бы эту фразу обязательно записать. Но под рукой нет ни пера, ни бумаги. А — лишь безмерное восхищение всех вокруг, глядящих только в его сторону. Ждущих, — и небезосновательно, — какого-то немыслимого воландовского иллюзиона. И тот, кому посчастливилось находиться в тот момент рядом, — купается в лучах внезапно-неземной славы. * Играя в карты, нередко всё просаживал — взрывной характер не позволял долго «таиться в засаде» в ожидании нужного момента. Но даже проигравшись, готов был материально помочь соседу по зелёному сукну: — тоже лишившемуся денег. Когда появлялся на веранде кафе, народ уже издали лицезрел огромную фигуру, костюм: синий пиджак, серые штаны, трость. Подойдя ближе, — метко срисовав чьё-то восторженное лицо, — говорил раздражённо: «Ведь смотрит. И шепчет». — Не без юмора, естественно. — Рубль даю, — бросал Маяковский. — Чего так мало? — удивлялся непризнанный гений. — Потому что у «медикаме́нта» — ударение на последнем слоге. — Тогда зачем берёте? — Да на всякий случай, — отвечал, улыбаясь глазами. Он непременно чувствовал всеохватную силу притяжения, производимую на людей. Пользовался ей чрезвычайно аккуратно, чтобы не дай бог обидеть кого-нибудь невзначай. Душевно тонкий, эмоциональный. Малопьющий. (Хотя под хмельком чудил.) Деликатный — до спасительного юмора. Добрый. Трогательный. Время от времени ездил к маме, — не стесняясь рассказать об этом приятелям. Обожал «обратные» приколы. [Не ведаю, использовалось ли тогда слово «прикол». В анналах серебряного века лично я не встречал.] Дескать, ласково просимо на званый обед. Там не будет ни Петровых, ни Ивановых, ни Щепоткина, ни Астахова… — Этот принцип он называл приглашением на «Кого не будет». [В скобках вспоминается знаменитое Ахматовское: «Вот, ешьте, пожалуйста, сыр, колбасу. А гостей, извините, посадили…»] * За день до этого гроб стоял в Гендриковом пер. (в 1935 переименован в пер. Маяковского.) И патологоанатом вскрывал ему в маленькой комнате череп. Стук молотка стоял жуткий! Собравшиеся в зале друзья слушали это непотребство в полнейшей тишине. Обуя́нные бисером рассыпанных по квартире феромонов ужаса. [И снова Ахматова: «Он всё понял раньше нас всех. Отсюда и такой конец…»] Потом никому не известный врач, — в тяжёлых сапогах и запачканном кровью халате: — вынес таз с мозгом Маяковского так, будто там был салат. На дворе стоял промозглый апрель. Луна светилась маленькой жёлтой лупой, сморщившись от невозвратного. И тоже — плакала. …В ожидании скорых призраков их всех — уже ушедших, и ещё нет. Стремящихся туда, вверх — по освещённой Богом дорожке: — где нет ни горестей, ни бед, ни сожалений. Ни — апоплектического страха подлунных перевоплощений. Игорь Фунт, Камертон КомментарииКомментариев пока нет
|
Лунная соната
Всего два дня спустя после приводнения «Аполлона» на 26 июля 1975 года Землю вернулся и спускаемый аппарат «Союза-18». П.И.Климук и В.И.Севастьянов провели на борту «Салюта-4» 62 дня, но, конечно же, их полёт остался несколько в тени триумфального завершения проекта «Союз-Аполлон». По возвращении на родную планету П.Климук стал готовиться к новому полёту в рамках международной космической программы «Интеркосмос» - Советский Союз решил оказать помощь в подготовке к космическим полётам и их практическом осуществлении космонавтам своих стран-союзников.
23 марта 2024 года с космодрома «Байконур» в Казахстане стартовала ракета-носитель «Союз-2.1а», которая вывела на орбиту пилотируемый космический корабль «Союз МС-25». На борту было три человека – командир корабля российский космонавт Олег Новицкий (белорус по происхождению), астронавтка НАСА Трейси Дайсон и первая белорусская космонавтка Марина Василевская. Для современной Республики Беларусь это стало грандиозным событием – Марина Василевская, в прошлом проводница-инструктор национальной компании «Белавиа», отправилась покорять космическое пространство, а весь мир увидел на её космической одежде гордый красно-зелёный белорусский флажок с национальным орнаментом.
В наступившей тишине вдруг раздался голос Абрама. Одиннадцатилетний мальчик, который только что лишился родителей, попросил оккупантов о последнем желании – сыграть на скрипке. Удивленные неожиданной просьбой, немцы согласились. Они ожидали слезливо-молящей мелодии. Но неожиданно грянули звуки, которые гитлеровцы осознали не сразу. Зато их узнали все советские люди. Это был «Интернационал»! И распрямились плечи, и возродилась надежда, что Родина будет освобождена, чтобы ни случилось с ними. Сначала робко, а потом все громче и громче запели обреченные и те, кого фашисты пригнали устрашить расправой. Выйдя из оцепенения, враги заорали, чтобы мальчик немедленно прекратил играть. Но он продолжал до тех пор, пока его не прошили несколько автоматных очередей.
Россия сталкивается с масштабными и серьёзными вызовами. Решить их будет непросто. Но решать нужно – начиная от проверки правомочности получения российского гражданства за последние 10-15 лет и заканчивая наведением порядка в этнических анклавах и диаспорах. Миграционная политика должна быть пересмотрена – в Россию путь должен быть открыт не для тех, кто «хочет приехать», а для тех, кто действительно нужен и необходим, но опять же – на определённый срок.
Мировая экономика в конце 1990-х – начале 2000-х годов пережила «китайский шок» - резкий наплыв дешевой продукции из КНР. Все это привело к банкротству ряда отраслей промышленности на Западе, особенно в США, которые не выдерживали конкуренции с китайскими товарами. Надо отметить, что США долгое время поддерживали уровень жизни в стране за счет низких цен на китайский импорт. Судите сами: в 1991 году доля Китая в промышленном импорте США составляла 4,5%, а в 2011 – уже 23,1%.