Историка, который лжет, следует казнить как фальшивомонетчика

Историка, который лжет, следует казнить как фальшивомонетчика 03.01.2016 15:09

Историка, который лжет, следует казнить как фальшивомонетчика

Кого из историков и за что можно казнить? Того, кто пишет о латышах-беженцах Первой мировой, уж точно нет. Профессор Виктор Кондрашин - об оккупации, латышах в Пензенской губернии, мировых войнах, голодоморе.

Российский историк, член Комитета по образованию, науке и культуре Совета Федерации РФ, профессор Пензенского государственного педагогического университета им. В. Г. Белинского Виктор Кондрашин был гостем 3-й Международной научной конференции «Вторая мировая война и страны Балтии. 1939-1945».

Историк Виктор Кондрашин.

За правду и Отечество

Он привез в подарок коллеге, организатору конференции Виктору Гущину, свой труд — два весьма объемистых тома, посвященных войне предыдущей — «Пензенская губерния в годы Первой мировой войны. 1914-март 1918».

Книга примечательна тем, что в ней есть главы об эвакуации латышей в Пензенскую губернию, откуда родом Виктор Кондрашин, о том, как их принимали, что для них делали, как они жили.

Виктор Викторович вспомнил известное выражение Сервантеса, автора «Дон-Кихота»: «Историка, который лжет, следует казнить как фальшивомонетчика».

— Поэтому задача историка — восстанавливать ДОСТОВЕРНЫЕ факты прошлого. И этим он отличается от политолога — он должен добывать эти новые сведения, которые потом станут основой для дискуссии. Первое — восстановить исторический факт, а потом пытаться его объяснить.

И прошедшая рижская конференция выгодно отличается от других тем, что здесь собрались специалисты, которые опираются в своих исследованиях на достоверные данные.

В свое время известный немецкий историк, оппонент Михаила Васильевича Ломоносова, Герард Фридрих Миллер, или, как его называл наш великий русский ученый, Федор Иванович, выразился в том смысле, что «историк должен быть без Бога, царя и Отечества», то есть служить истине. Ломоносов же возразил, что историк, конечно же, должен стремиться к истине, но и не забывать, что он — гражданин своего Отечества и должен ему служить.

И эта дилемма всегда существует, поэтому, когда речь идет о сложных вопросах — мировых войнах, о Прибалтике накануне войны, о взаимоотношениях стран Балтии с Советским Союзом, очень трудно остаться беспристрастным.

Василий Ключевский, мой земляк, говорил: «Историю нужно знать затем, что прошлое, уходя, не устранило своих последствий».

Тема конференции очень сложна, потому что Вторая мировая война оставила неизгладимый след в истории всего человечества. Мы должны извлекать уроки из прошлого, чтобы избежать апокалиптического сценария в будущем.

Ценность этой конференции в том, что здесь не звучали легковесные оценки, которые сегодня распространены повсюду. Задача историков — не лгать, не подтасовывать факты и не ковырять искусственно раны, чтобы получить какие-то политические дивиденды.

Общая судьба

У нас с латышами, литовцами, украинцами — общая тысячелетняя история, и спекулировать на ней, а тем паче «плясать на костях», устраивать соревнования на тему, кто больше от того или иного пострадал, — недостойно. И главное — это не способствует установлению истины.

Да, были репрессии — но они были и в России. Что, русский народ обогатился за счет них, стал жить лучше, что-то выиграл? А если мы говорим о 1939-45-м, то здесь вообще у наших народов была общая судьба, и те события не должны нас разъединять.

Если мы говорим о Латвии — разве она была оккупирована? Здесь уровень жизни был намного выше, чем в целом по Союзу, передовые производства работали.

Мама моя родом из западной Белоруссии — Кобринский район, деревня Луцевичи. А папа — из деревни Иванец под Пензой. Он служил в Белоруссии в армии и привез оттуда мою маму. Я с детства бывал у родственников-сябров — там было гораздо веселее и сытнее, чем в Пензенской области. В Литву и Латвию ездил студентом — меня восхищало, как хорошо люди жили в Риге по сравнению с нами. Ну какая это оккупация?

Накануне моего отъезда в Ригу на Совете федерации в Москве сообщили, что создана группа, объединяющая российских и латвийских парламентариев. Ее задача — вести диалог, чтобы ослабить напряженность в отношениях и восстановить человеческие связи.

В последнее время тема латвийско-российских отношений разрабатывалась Фондом исторической памяти и его президентом Александром Дюковым. Если почитать его работы, посвященные пакту Риббентропа-Молотова, становится понятно, что такая судьба Латвии была неизбежна. И этот выбор — конечно, под давлением обстоятельств, был сделан действующей на тот момент латвийской властью.

Население было очень позитивно настроено по отношению к стране Советов — до репрессий, разумеется. Сам факт вхождения в Союз не был трагическим для населения.

С точки зрения международного законодательства и права говорить об оккупации нельзя. Ведь оккупация — это когда ликвидируется государственная власть и создается военный, оккупационный режим, подавляются все структуры госуправления.

Но ничего такого не было. С другой стороны, нельзя отрицать факт, что инкорпорация в Союз была одним из следствий соглашения с Германией. Просто у Прибалтики в то время, по большому счету, не было выбора. Немцы либо русские…

Но никто не покушался на латышский язык, всячески поддерживалась и развивалась латышская культура, а СКОЛЬКО было всего построено, сколько было театров, домов культуры, предприятий, новый аэропорт.

Ну да, приехали русские, но они что — вред, что ли, нанесли? Созидали, развивали страну. С помощью этой промышленности поднялся общий уровень жизни, а латвийские товары покупались повсюду.

А что ожидало бы Латвию в случае победы Германии? Как показывают все исследования, судьба была бы незавидной, и никакой Латвии близко бы не осталось. Если бы эта земля была немецкой колонией, из нее, понятно, высасывали бы все соки, и здесь ничего бы не было.

Разве мы можем сравнить с этой так называемой оккупацией, скажем, оккупацию Польши или Франции Германией? Да, советской властью были допущены ошибки и перегибы — но они были везде, это была такая особенность сталинизма, всей системы в целом. А ради того только, чтобы задушить и уничтожить латышский или украинский народ, ничего такого не делалось.

Давайте спорить!

Многие годы веду полемику с украинскими коллегами — считаю, что если даже у людей другая точка зрения, нужно дискутировать, спорить, ругаться, но ОБЯЗАТЕЛЬНО говорить. Есть у меня один оппонент, ученый, пишущий в канадский журнал Golodomor Studies — «Изучение голодомора» — профессор Квебекского университета Роман Сербин.

Мы с ним вели публичную полемику в Мельбурне, потом он приезжал в Париж на презентацию моей книги о голоде в СССР 1932-33 годов на французском. У нас совершено разные взгляды, но он опубликовал мою позицию в Golodomor Studies, а я — его позицию в книге по современной историографии.

Уверен, в такое сложное время, как сейчас, ученые не должны обрывать свои связи — напротив, надо продолжать сотрудничество. А оно выражается только в одном — научной дискуссии, ведущейся языком фактов, а не политических лозунгов.

В свое время для книги «Голод 1932-33 годов в российской деревне» я опросил 617 человек в 102 деревнях в разных регионах. Несколько лет ездил. В Ершовском районе Саратовской области, к примеру, соседствовали литовская деревня, русское село, украинское, мордовское — разницы не было.

А в своем двухтомнике «Пензенская губерния в годы Первой мировой войны» я хотел показать реальную жизнь своего края в то время. И все процессы, которые там происходили. Меня, как историка, интересовал вопрос, почему же все-таки пала Российская империя, как это произошло?

Латышские школы в Пензе

Меня удивили сюжеты, связанные с беженцами. Когда в 1915 году началось отступление русской армии, из Прибалтики в Россию двинулся поток беженцев. У нас в Пензенской губернии оказалось 500 латышей. Мне интересно было, как они обустраивались, каково было отношение местного населения, как складывалась их судьба.

Оказывается, им были даны все те льготы и виды социальной и прочей помощи, которые были предусмотрены для местного населения. Они были обеспечены жильем, работой.

Был специально образован Пензенский латышский комитет помощи жертвам войны, который вместе с Татьянинским комитетом, созданным второй дочерью Николая II, помогал жертвам войны, отвечал за всех беженцев, поощрял их инициативу. Латышский комитет получал субсидии от Татьянинского комитета, губернской власти.

Мы опубликовали документы и о том, что в Пензе работала начальная латышская школа, была организована специальная швейная мастерская для латышек, их обучали, в том числе и русскому языку за госсчет — губернатор специально выделял деньги.

В Пензе было очень известное Художественное училище, созданное на средства губернатора Н. Д. Селиверстова в конце XIX века. Первым его директором был известный художник Константин Савицкий, приглашавший преподавать Коровина, Клодта и других, известных на всю Россию, живописцев и скульпторов.

И вот оказалось, что четверо ребят из семей латышских беженцев проявили способности к рисованию. Латышский комитет обращается к Татьянинскому, чтобы выделили деньги на содержание и обучение их в этом училище (обучение было платным). Это было сделано!

Местное население приняло латышей как своих, как тех, кто попал в беду. Не было у нас народов-изгоев. Был создан и Еврейский комитет помощи беженцам, Еврейская портняжная мастерская, работали две польских школы.

Люди помогали ближним независимо от их национальности. И эти факты не очень у нас известны. Больше говорится о негативных каких-то моментах. Но ведь были и другие! О том, что в наших взаимоотношениях больше позитивного, чем негативного, нужно говорить как можно больше.

Когда я учился в Пензенском университете, у меня были сокурсники со странными, нерусским фамилиями. Сейчас я понимаю, что это были потомки тех беженцев.

Думаю, что никуда не денутся ни Латвия, ни Россия, ни Европа. И рано или поздно этот период у нас пройдет, все наладится. А в такое тяжелое время как ныне нужно сохранять, пусть даже и не очень крепкие, связи — научные, культурные, человеческие. Научные связи должны оставаться даже в самых экстремальных условиях.

Партизаны и легионеры

Все-таки мы живем в XXI веке, и человечество выстрадало и демократические принципы, и цивилизационные подходы, и европейские ценности. Это очень серьезно, и они-то как раз и подразумевают и терпимость, и дружелюбие, и осуждение зла. А нацизм — безусловное зло, как и их пособники. Добро остается добром, как говорил Высоцкий, как и зло — злом.

Силы зла были на стороне фашистской Германии, а силы добра — с антигитлеровской коалицией. И об этом нужно помнить — особенно сейчас, когда мы пытаемся как-то наладить российско-латвийские отношения. Ведь были же и латвийские рабочие батальоны, и дивизии, и 130-й Латышский стрелковый корпус, воевавшие с Гитлером.

И этим нужно гордиться, ибо эти люди обеспечили будущее Латвии. Какое было бы будущее здесь, если бы мы проиграли? Это все сложно, но приоритеты и ориентиры должны существовать.

Но кто-то имеет в этом свой интерес. Вот сегодня были доклады о тех латышах и литовцах, которые боролись здесь с партизанами. Это что, светлая страница? Ну как этих людей можно оправдать? Мол, нам деваться некуда было, и мы это делали. Ну хорошо, так молчите о том, что вы сделали.

Но ведь происходит героизация пособников нацизма. У меня оба деда погибли на войне. Почему такое болезненное восприятие маршей латышских легионеров? Потому что в каждой нашей семье кто-то погиб, и такие были жертвы и страдания… И смотреть на это спокойно очень трудно.

Говорили на конференции об узниках Саласпилса и еврейском гетто. Их мучители должны быть, как минимум, преданы забвению. А не искусственно обосновывать какое-то там их оправдание.

Источник